Ада не знала, что нужно говорить в такие моменты. Она злилась на эту чёртову пустыню, которая причиняет лишь бессмысленные страдания. Неужели ради этого нужно было совершать паломничество? Чтобы разочароваться или возможно даже умереть? Правильно говорил Лансемалион Бальмуар… дурость всё это и ничего более.
А ведь и путь ещё незакончен. Сердце Пустыни стало лишь серединой, теперь нужно преодолеть серую пустошь. Лавовые озёра и реки, дождь из пепла и острые скалы. Тварей здесь тоже хватает.
— Я вижу гордый стяг своего отряда… — вдруг заговорил Нуму, голос которого стал необычайно тихим и слабым. — Вижу полчища врагов и нерушимый строй своих воинов. Но сложнее всего смотреть на лик моего сына…
Последняя рука сжалась в кулак, а всё тело южанина напряглось. По щекам катились слёзы от ощущения бесконечной боли и чувства собственной вины. На секунду Аде показалось, что она понимает своего напарника и теперь, кажется, всё встаёт на свои места. Он потерял сына, который наверняка также служил в армии, но Нуму продолжил говорить:
— В тот день Итас продавил ряды защитников Эдема. Построения оказались сломаны, позиции нашей армии пошатнулись. Полчища жаждущих крови врагов окружали отряды! Я был там и стоял до последнего! Ударный отряд Змеи всегда сражался в первых рядах и никогда не отступал! — теперь южанин кричал, а всё его тело дрожало. — Но затем левый фланг дрогнул… Солдаты отступали и их брали в кольцо. Туда направился сам Итас, пока Ка’Ум отвлекал элитные подразделения, а главнокомандующий Халсу’Алуби веселился, уничтожая тысячи рядовых противников за раз.
— Отступление не всегда является позором… — мягко и снисходительно заметила Ада, стараясь поддержать своего напарника. — Возможно в другой армии тебя бы и не лишили чести на трибунале из-за такой оплошности…
— НЕ В ЭТОМ ДЕЛО!!! — от разрывающей душу боли Нуму вдруг взревел как раненный зверь. — На левом фланге сражался мой сын! Я узнал об этом, он попал в окружение, а резервов и так не хватало! Я должен был тут же рвануть к нему на помощь, но это означало нарушить приказ и подставить позиции союзников. Я разрывался между выбором, сомневался в решении, пока моего сына убивали! В последний момент я бросил позиции и помчался на помощь, но было уже поздно. Мой сын погиб, многие товарищи пали в попытке прорыва окружения, в построении армии появилась ещё одна брешь! Из-за своей нерешительности я упустил вообще всё!
Нуму замолчал, а Ада всё пыталась найти нужные слова. Она уже знала, что нерешительность уносит куда больше жизней, чем принятие неправильных решений. Но одно дело слышать это от Лансемалион Бальмуар во время лекции, совсем другое наглядно смотреть на живые последствия. И вряд ли здесь будут уместны какие-то нравоучения и слова в целом.
— Но хуже всего не это, — голос Нуму вновь ослабел и стал тихим, а голова бессильно опустилась. — Трибунал провели по велению моего отца. Тогда я ещё не совсем понимал, почему он это сделал. Мне казалось… причина в моём бегстве с поля боя и нарушении приказа. Я пытался оправдываться, признавал свою ошибку и делал это… искренне… Это и было ошибкой. Как я только мог сомневаться в такой ситуации⁈ Променять моего единственного сына на какой-то приказ… Как может собственная честь волновать больше жизни близкого⁈ Именно это и лишило меня чести. Ведь вместо того, чтобы гордо заявить о своём решении и пусть даже с позором покинуть ряды армии, лишившись титула, я… я…
Голос Нуму надломился, и южанин замолчал. Долго ещё два паломника сидели на краю скал, наблюдая за бьющим в небо пламенем. Теперь Ада лучше понимала ситуацию. Ведь действительно, в Анхабари очень заботились о чести, но что делать, когда на разные чаши весов судьба положила семью и долг? Важнее ли исполнить приказ или спасти своего сына? Мнения здесь разделяться, но хуже всего, когда ты сам не можешь определиться. А больнее всего не из-за осуждения офицеров, безликих рядовых, даже взгляды отца и товарищей терзают не столь сильно, как собственная совесть.
— Спасибо тебе… что взяла меня в это паломничество, — спустя долгую паузу произнёс бесчестный. — Теперь я понимаю, что я виноват не перед Эдемом, а перед самим собой. И что ошибкой было не нарушение приказа, а то, что я слишком поздно отдал приказ пробиваться на левый фланг. Как и мой отец… Вряд ли его репутацию мог серьёзно повредить этот случай, но у него тоже тогда погиб внук. Поэтому семья и отвернулась от меня… ведь зачем им отброс, который не смог уберечь сына… Трибунал стал лишь поводом. Теперь я это понимаю и признаю, а значит можно и наконец-то умереть. Спасибо тебе ещё раз. Если бы не ты… вряд ли я бы добрался до сюда и всё понял.
— Нет, ещё нужно добраться до чёрных скал.
— Вряд ли я смогу…
— Идём, — уверенно повторила Ада и пошла в сторону ущелья, чтобы спустится в лавовую долину.
Нуму лишь улыбнулся, но направился за своей напарницей. Идти ему было тяжело, приходилось опираться на посох. Глаза его не видели, но магическое зрение позволяло не свалиться в лавовые реки, близ которых приходилось ходить. Вся серая пустошь являлась острыми скалами и лавой, где лишь узкие тропы могут куда-то привести, например в тупик.
Иногда южанину приходилось помогать и даже подгонять. Всё же, лишившись двух конечностей он действительно становился балластом. Кроме того, напарник то и дело залипал и останавливался. В Сердце Пустыни через боль и лишения он заслужил искупление и смог принять произошедшее. Но теперь… теперь смысла в его жизни просто не было, он хотел умереть. Вопрос лишь в том, как скоро Нуму это сделает, вернее, как скоро у него появятся на это моральные силы.
Но не могла же Ада бросить своего напарника здесь? Он же её не бросил в той буре. Тем более самая тяжёлая часть уже позади. Нужно лишь добраться до чёрных скал и всё, ещё чуть-чуть.
Тем временем внутри Огненной Бестии снова разгоралась буря. Это Сердце Пустыни ужасно бесило девушку, неужели не было других способов достучаться до бесчестного? Можно же просто поговорить, объяснить, выслушать и помочь… Хотя этот храм тоже помог, пусть и через боль, забрав у сына песков зрение, руку, ногу и волю. Неужели иначе было никак? По всей видимости — да. Ведь смертные просто так не меняются, должно произойти что-то из ряда вон выходящее.
Нуму продолжал плестись позади, но вдруг остановился на середине серого естественного моста над лавовой рекой. Он смотрел вниз, но не думал и ничего уже не желал, лишь страдал от осознания. Один прыжок и всё закончится, но для этого тоже нужна воля, которая не могла появиться, ведь посещение храма просто разорвало душу южанина. Вот бы кто-нибудь помог…
И вдруг боги сжалились над бедным человеком, испортившим всю свою жизнь. Медленно и плавно прямо из глубины лавы поднимался огненный змей. Бесчувственные глаза и чёрная чешуя меж которых играет пламя, монстр двигался на удивление бесшумно и уже открыл пасть. Внутри южанина вдруг блеснула искра инстинкта самосохранения, но она не смогла стать действием. Да и смысл? Здесь нигде нет песка, лишь серый пепел и странный обугленный камень, узоры которого не знакомы паресису.
Змей сделал рывок и в этот же момент Нуму упал на спину. В последний момент его отпихнула Ада, едва успевшая вовремя. Схватившись двумя руками за клыки змея она не позволяла монстру повалить её. Всё тело её покрылось пламенем, а одна рука тут же выдернула кинжал из-за спины. Может это и не дуэль чести, но в особых случаях можно не по назначению использовать и церемониальное оружие.
Челюсти напряглась, сжались ещё сильнее и заставили Огненную Бестию присесть. Ногами девушка упиралась в нижнюю челюсть, левой рукой держала верхнюю, а правой рукой резала и колола всё внутри этой дряни. И с диким рёвом напуганный монстр решил всё же отступить: добыча оказалась с острыми зубками.
— Нужно убираться с моста! — выпрыгнувшая из пасти Ада тут же подхватила своего напарника и побежала к другому берегу, ведь змей успел позвать друзей.
Но перед самым концом моста перед паломниками выползла огненная саламандра, матёрая и очень злобная. Ну ничего, с такими уже доводилось драться. Только вот… Магическим зрением паресис смотрел во все стороны и видел, как твари со всей пустоши устремляются в одно место.
