был вынужден искать убежище, и Вильдерр оказался идеальным местом, где эльф жил уже много лет. Бэлригген вёл тёмные дела, а может, это были лишь слухи. Однако положение, в котором оказались храмовники, его тоже не порадовало. Он сказал, что на суде многое будет зависеть от вильдеррского лорда-наместника, и именно этот факт вызывал сомнения в успехе дела.
К вечеру голова Гвиг была полностью забита пустыми разговорами и предположениями, которые ей пришлось слушать весь день. Она и сама уже было начала мыслить так же, как ничего не знающий народ, но вовремя себя остановила, встала из-за стола и шепнула Джанис, что идёт проветриться.
К счастью, никто из товарищей не пошёл за ней.
Она немного попетляла по переулкам, а после направилась ближе к центру города. Пересекла площадь, снова свернула, разгоняя ненужные мысли, и остановилась на мосту, перекинутому через узкий канал. Вглядываясь в тёмную воду, будто пытаясь найти там какие-то ответы, Гвиг не сразу услышала шум, доносившийся с площади. Люди расходились по разным сторонам, оживлённо что-то обсуждая. Это значит — заседание закончилось! Гвиг сорвалась с места и поспешила к ратуше.
Пробиться сквозь толпу и выследить знакомые лица была непросто. Сперва она увидела военачальника Редгарда. Он беседовал с какой-то немёртвой женщиной и магистром Эйбсом, главным дипломатом храма. В глаза бросилась маленькая компания людей, одетых в цвета королевской гвардии. Они переговаривались, а на лицах некоторых читались ухмылки. Гвиг вздрогнула и поспешила дальше.
Антонис и Норксис вышли из здания вместе со всеми. Вид у обоих был усталый, они молчали и не сразу заметили, что к ним кто-то подбежал.
Она поняла, что ей даже нечего сказать. Женщина глупо уставилась на некромантов, а Норксис сразу же заулыбался и разрядил обстановку.
— Смотри-ка, дружище! Она за тебя волновалась. — Магистр перевёл взгляд на Гвиг. — Всё позади. Благодаря суровости Меллерезы и подвешенному языку Эйбса его выпустили, а королевских гвардейцев объявили провокаторами. Конфликт, конечно, не исчерпан, но Антонис свободен, и сейчас это главное.
Про Меллерезу Гвиг тоже слышала. Эта женщина была одной из первых, кто настаивал на окончании войны и перестраивании общества немёртвых. Она проделала колоссальную работу по установлению контактов с живыми и организации вильдеррской ратуши, где трудилась по сей день. Наместников в Вильдерре сменилось множество, но Меллереза всегда была их правой рукой.
Гвиг снова посмотрела в сторону беседующих магистров.
— Да. Это она. — Подтвердил её догадки Норксис. — Удивительная женщина. Так разбираться в политике и так влиять даже на самых упрямых правителей! Никто не представляет, как ей это удаётся. Пока она с нами, такие беды как эта кажутся всего лишь мелкими неприятностями.
— Это точно. — Подтвердил Антонис. — Передашь ей потом отдельную благодарность от меня, когда увидишь в следующий раз.
— Обязательно. А сейчас, я так думаю, ты хочешь вернуться в храм?
— Ты не представляешь, как сильно хочу!
Некромант выглядел плохо: еле держался на ногах, кожа на лице и руках высохла, а глаза, казалось, потеряли цвет и блеск. Норскис попрощался, сказав, что на сегодня у него ещё остались дела. На улице стемнело, а из-за большого количества народу вообще казалось, что в городе гремел какой-то праздник.
Антонис пристально взглянул на Гвиг.
— Ты пришла одна? Где Джанис?
— Осталась в таверне. У меня уши вяли от разговоров вокруг, думала с ума сойду от этих пересудов. Знаешь, это был первый случай, когда я бы предпочла видеть рядом не её, а тебя.
— Вот это да! Я приятно удивлён. Все эти заморочки с судом стоили такой свободы. Значит, сопроводишь меня до храма?
Гвиг смущённо кивнула, и они направились к городским воротам. По пути Антонис рассказал, что всё это время его держали в камере, несколько раз допрашивали, долго записывая протоколы. К нему приезжали какие-то люди из гвардии, задавали одни и те же вопросы, рассчитывая взбесить и вывести на агрессию, но он смог сдержаться и отвечал всю правду столько раз, сколько им требовалось. В таких мучениях и пролетели почти две недели.
Они не успели покинуть город. На подходе к воротам их настиг знакомый звонкий голос.
— Антони-и-ис!
Джанис мчалась по улице, размахивая руками, а за ней еле поспевал Бэлригген. Эльф вёл под уздцы лошадь.
Девушка кинулась Антонису на шею, и он слабо обнял её в ответ.
— Как я рада, что ты вернулся! — Вскрикнула она. — Мы догадывались, что ты будешь слаб, поэтому Бэл расщедрился.
— Приведёшь её потом ко мне домой.
Эльф передал поводья Антонису, и тот с трудом взобрался в седло.
— Спасибо. Конечно, верну. — Кивнул Антонис. — Как оклемаюсь, посидим ещё все вместе, а сейчас, если я не приму ванну, мне кажется, моё существование закончится прямо здесь. Гвиг, ты со мной?
— А мы вдвоём поместимся? — Засомневалась она.
Однако возвращаться в таверну ей совсем не хотелось, поэтому она собрала всю свою грацию, чтобы примоститься рядом с Антонисом и не выглядеть при этом нелепо.
Путь до храма верхом занимал меньше получаса.
Мчаться на лошади через ночной лес в объятиях мужчины, к которому у неё сложилось совершенно непонятное для неё же самой отношение, оказалось чем-то странным. Гвиг не противилась подобным новым впечатлениям, а старалась запоминать их, чтобы, возможно, оценить позже. Ведь только со временем можно было понять, хочется ли тебе что-то повторить, или наоборот — избежать подобного.
После того, как Антонис забрал у неё свой меч и ушёл к себе в комнату, Гвиг поняла, одну вещь. На самом деле, она очень хотела, чтобы некромант вернулся, лишь потому что этот громкий случай прервал дело, к которому она стремилась. Ей побыстрее хотелось провести операцию и увидеть, как Джанис заплачет настоящими человеческими слезами. Ей хотелось завершить начатое и, возможно, навсегда закончить свой жизненный путь, который слишком внезапно сменил курс на вечные мучения в облике немёртвой. Ей стало совестно за свои желания, пусть Антонис знал о них не до конца. Несмотря ни на что, он столько с ней возился, учил, гулял по городу и храму. Неужели его старания привели лишь к тому, что Гвиг стала на шаг ближе к завершению сделки с Повелителем?
Она вспомнила его уставшее лицо, потухший взгляд, стремление поддерживать свой привычный образ и невозможность делать это из-за бессилия. Антонис впервые предстал перед ней слабым и немощным. И, конечно, даже в эти моменты ему не нужна была чья-либо жалость. Наверно, стоило ценить его чуть больше. В конце концов, ей твердили это те, кто был знаком с некромантом не
