Она смело взглянула ему в глаза:
— Я мечтаю хоть на треть быть такой, ради которой наш князь… с чьим именем он просыпается и засыпает.
Он вздрогнул. С детского личика смотрели такие же детски чистые, но странно понимающие глаза. В них были тоска и зависть, жажда красивой любви, чтобы сердце рвалось от счастья и боли.
— Девочка, — прошептал он сразу пересохшими губами, — зачем… Живи просто, как все люди.
— Не хочу, — ответила она дерзко.
— Иначе… очень больно, — сказал он тяжело.
— Пусть, — ответила она.
Владимир молчал, и она, поклонившись, отступила и пошла в сторону конюшни. Старый воевода недоумевающе смотрел вслед. Пожаловался:
— Чудно поговорили. Я ничо не понял. Шибко умные, да?.. Да, девка уже сейчас сокровище… А что будет?
Владимир молчал, Претич ощутил в нем жадное нетерпение. Оглянулся, через двор торопливо хромал Острозуб, старшина оружейников, за ним вышагивали трое одетых в лучшие одежды подмастерьев.
На уровне груди Острозуб нес обеими руками меч. Со всех сторон двора появлялись челядины, пристраивались, как любопытные гуси, сзади. Из конюшен, сараев, даже из поварни вышли, жадно и восторженно смотрели на меч.
В жарком оранжевом солнце полудня лезвие блистало холодным голубоватым огнем. Казалось, Острозуб бережно несет длинную сосульку, искорки прыгают внутри, прячутся, выпрыгивают снова острыми короткими молниями. Рукоять богато украшена самыми дорогими камешками, но Острозуб выбрал помельче, чтобы не мешали в бою, князь-де не усидит на троне, когда на кордонах полыхают пожары…
Владимир сбежал с крыльца не чуя ног. Чувствовал, что надлежит по-княжески принять меч степенно, даже принести по такому случаю в жертву пару-другую молодых рабов, но сердце едва не выпрыгивало, губы тряслись, он тянулся к мечу, как будто от него одного зависело его горькое счастье.
Острозуб упер в грудь князя предостерегающий взор, Владимир остановился, руки медленно опустились, но глаза жадно пожирали меч из небесного железа.
Теперь металл был слегка лиловый, словно тучи с градом, по лезвию прыгали синеватые звездочки, гасли в глубине, словно тонули.
— Твой меч, княже, — сказал Острозуб громко, чтобы слышали во дворе. Владимир видел, как из капища появилась огромная фигура в белом одеянии, медвежья харя понюхала воздух, и Белоян направился в их сторону. — Этот меч, княже, всем мечам меч… Он бьет и по-росски, и по-арабски.
— Как это?
Острозуб молча взял из руки Претича железную булаву, огляделся, помощники тут же услужливо подкатили колоду для рубки дров. Положил, примерился, затем резко взмахнул мечом. Глухо звякнуло.
— Это по-росски!
На колоде остались две половинки булавы. Рукоять, толщиной с древко лопаты, распалась наискось так чисто, словно меч рассек мягкую глину. В колоде осталась глубокая зарубка.
Оружейник молча повернул меч лезвием кверху. Владимир с облегчением выдохнул. На тонком, как луч света, лезвии не осталось зазубрины, даже самой крохотной!
— А теперь по-арабски, — сказал Острозуб.
Огляделся нетерпеливо, но другой догадливый помощник уже бежал со всех ног с подушкой в руках. Владимир успел подумать, не шутка ли, что он, в прошлом спавший на голых камнях, теперь нежится на подушке из нежнейшего лебяжьего пуха, но Острозуб уже взбил ее, поставил стоймя, чуть примяв нижний угол, коротко взмахнул мечом.
Вздох восторга был громче. Разрубленная подушка медленно развалилась надвое, не теряя формы. Острозуб довольно скалил зубы. Выждав, он снял с внимательно наблюдавшей Бруньки платок из нежнейшей паволоки, подбросил. Паволока медленно опускалась, нехотя и плавно, словно раздумывая, не остаться ли в воздухе.
Когда нежная ткань коснулась подставленного меча, платок распался на две половинки, и обе продолжили неспешное путешествие к бревенчатому настилу.
Острозуб поклонился, опустился на одно колено, а меч подал обеими руками:
— Владей. Ты — наш князь.
Владимир принял меч, руки нелепо дернуло кверху. Вздутые мышцы чуть не вскинули оружие над головой, настолько тот оказался легче, чем он ожидал. Длинный, обоюдоострый, весит почти вдвое меньше, чем любой из его предыдущих мечей с широкими, как у мясницких топоров, лезвиями!
Белоян уже стоял близ Острозуба, медвежьи глазки возбужденно бегали по лицам. По его морде Владимир понял, что волхв больше обратил внимание на слова оружейника, чем на меч. Признали все-таки Владимира не только захватчиком, но и своим князем… Значит, княжил мудро, блюл законы, берег покой и мир на всех землях. В отличие от отца своего, неистового Святослава, в походы не ходит, обустраивает Новую Русь. Знал бы оружейник, для чего князь копит силы!..
— Благодарствую, — сказал Владимир. — Острозуб… все боги пусть зрят, что я этим мечом… Не для богатства или власти… Нет, я не могу сказать всего, что на душе. Но боги зрят, их беру в свидетели!
Он внезапно опустился на одно колено, поцеловал меч, словно вручил ему не старейшина оружейников, а верховный бог. Белоян быстро зыркнул на опешившего Острозуба, тот начал было в растерянности разводить руками, но вдруг выпрямился, лицо озарилось достоинством и гордостью. Понял, значит, что не его благодарит великий князь, а через него — все земли, которые поклялся хранить и защищать…
Острозуб кивнул ошеломленному помощнику, оба удалились, уводя с собой многих, а Владимир благоговейно держал в руках меч, делал выпады, вертел в руке и перебрасывал в другую, приноравливаясь к изменившемуся весу. Не сразу услышал за спиной глухое ворчание:
— Может, хватит тебе тешить челядь?
Двор был заполнен народом. Работники, гридни, дружинники, внимательная Брунька, прибежал Чейман, в глазах любовь и преданность, набежала ребятня… Опомнившись, Владимир с неловкостью развел руками:
— Не обессудьте… Князь тоже мальчишка, когда в руки попадает такой меч!
Поспешно удалился в терем, а за спиной слышал радостные вопли, здравицу, крики «Слава!», «Слава князю!».
Пока поднимались по высокой лестнице в горницу, Белоян бубнил в спину:
— У каждого честолюбивого князя… царя, короля, императора или просто вождя племени… есть заветная мечта, которой не всегда делится даже с женой… Да, ты знаешь, о чем я… Создать новое государство! Самое лучшее, самое здоровое, самое красивое! Заложить в самом начале такие законы, чтобы не только выжило, но с каждым поколением множились доблесть, честь, справедливость!.. Ты что же, думаешь, народ признал тебя, что ты такой красивый и бьешься двумя мечами?.. Народ ощутил, что ты душу отдашь за Новую Русь. Я не говорю про сердце, но душу отдашь. И даже твоя безумная… да-да, безумная попытка добыть себе в жены самую лучшую в мире невесту — тоже во славу Новой Руси! Кто не знает, как за ее руку бьются владыки мира: германский император, индийский царь, персидский падишах?
