Никогда не могла даже предположить, что когда-нибудь окажусь в подобной ситуации! Стоя лицом к стене, я изо всех сил пыталась игнорировать боль в плечах и запястьях, туго стянутых над головой. Я не видела Данталиона, но знала, что он здесь, молча наблюдает за моей болью и унижением. Попытавшись освободить руки, быстро поняла, что это бесполезно, к тому же, куда я смогу сбежать от демона? Родгар подошёл ко мне и, размахнувшись, ударил. Я прикусила губу, дав себе обещание продержаться как можно дольше, чтобы не доставлять удовольствие Данталиону своими криками. Удар…ещё…удар… ещё и еще. С каждым разом удары становились всё сильнее. Одежда порвалась и свисала клочьями. Я чувствовала, как по спине разливается жар и сочится кровь. Мне казалось, что на теле не осталось живого места, где бы ни прошла плеть. До сих пор я даже не подозревала — как же это больно! Сжав зубы, я изо всех сил старалась не закричать, но после седьмого удара не выдержала, и из моих покусанных губ вырвался тихий стон. На несколько секунд пытка прекратилась, и во мне стала рождаться слабая надежда, что все кончено, но, услышав резкий окрик Данталиона, поняла, как же ошиблась. Повинуясь приказу демона, Родгар снова ударил меня плетью и продолжал наносить удары один за другим. Мне казалось — этому не будет конца. В какой-то момент я осознала, что охрипла от собственных криков, задыхалась от боли, слезы застилали мне глаза. Инстинктивно пытаясь вырваться, уйти от очередного удара я рыдала, пока окончательно не обессилела. А удары не прекращались, отвешиваемые умелой, беспощадной рукой. Не знаю, сколько времени длилась пытка, но мне казалось, что я испытываю боль целую вечность. Наконец на глаза опустилась пелена, и почти теряя сознание, я услышала голос Данталиона:
— Достаточно. Отнеси ее в комнату.
— Она может умереть.
— Для нее это было бы лучше.
Я едва сознавала, как Родгар освобождает меня и подхватывает на руки, не давая упасть. Спину тут же пронзила резкая боль, хотя до сих пор мне казалось, что я к ней уже привыкла и смирилась.
— Мне жаль, — шепнул Родгар, пытаясь поймать мой бессмысленный взгляд.
Подавив в себе желание истерично рассмеяться, я закрыла глаза, не в силах видеть вращающуюся передо мной комнату, воспринимая все происходящее словно сквозь густую пелену.
То, что происходило после, было для меня лишь бредом больного воображения. Все что накопилось в подсознании за это время выползло наружу, пытаясь поглотить едва теплящуюся искру разума. Перед глазами то и дело проносились бессвязные обрывки незнакомых событий, картины фантасмагорического прошлого, существующие не иначе как в моем воображении. Все тело горело, и я металась по смятой постели, то и дело порываясь встать и бежать неизвестно куда.
Но какой-то частью сознания я отдавала себе отчет, что происходит со мной. Болезнь не полностью подчинила меня себе и когда мне удавалось вынырнуть из очередного кошмара, я то и дело видела рядом с собой незнакомую мне демоницу, терпеливо ухаживающую за мной, а иногда, к моему глубокому удивлению, Родгара. В отличие от молоденькой демоницы, уговаривающей меня принять лекарство или выпить воды, он не произнес не слово, но я ощущала его присутствие еще до того, как открывала глаза.
Но однажды он нарушил привычный для меня ход событий. Внезапно пробудившись от кошмара, я встретила его сочувствующий взгляд, и поняла, что не испытываю к нему ненависти. Скорее всего, в тот момент мне было все равно. Он выполнял приказ Данталиона, и если бы это был не Родгар, то кто-то другой. По крайней мере, он единственный, кто не проявлял ко мне презрения и не пытался сделать мою боль невыносимой.
— Прости, — его рука убрала волосы со спины, и я почувствовала прохладу на своей горящей коже.
— Не стоит, — странно, но даже движение губ доставляло боль.
— Ты должна знать — тот охранник не умер. Нож не попал в сердце.
— Спасибо, — все, что я нашла в себе силы сказать, и снова провалилась в сон.
С тех пор время, казалось, понеслось быстрее, практически незаметно для меня меняя день на ночь. Возможно, этому помогло осознание того, что все-таки я не стала законченной убийцей. Странная вещь человеческая совесть. Когда она чиста — вы ее не замечаете, а стоит ее запятнать — и она начинает вас мучить не слабее плети в руках палача. Но все это время меня не покидали сомнения — что подвигло меня на попытку убить полукровку? Одна ли ненависть стала причиной рокового шага? И если нет, то, что тогда?
— Как она? — Данталион стоял у окна, мрачно всматриваясь в даль. Темное пасмурное небо и раскаты грома как нельзя лучше соответствовали тому, что он сейчас испытывал.
— Разве тебя это волнует? — Родгар, войдя в кабинет, остановился у самой двери.
— Ты проводишь с ней много времени. Это может вызвать ненужные подозрения.
— Меня это должно смутить?
— Не думаю, — Данталион круто развернулся, сверля взглядом сына, пытаясь проникнуть в его мысли, — не совершай той же ошибки, что я с ее матерью.
— Я это учту, — Родгар отвернулся и приоткрыл дверь.
— Это еще не все, — остановил его голос Данталиона, — Валар нанес удар.
— Сейчас? Что же он так долго тянул?
— Не он, — возразил Данталион, — все зависело от того, выживет ли девчонка. Хотя держать его подальше было нелегко.
— Какое она имеет отношение? — Родгар недоуменно посмотрел на главу клана.
— Прямое, как оказалось, — Данталион презрительно усмехнулся, — я не учел подобного, иначе не спешил бы с наказанием. К сожалению, это было единственное, что она могла бы выдержать.
— О чем ты говоришь? — Родгар не заметил, как его тон стал требовательным, но это не ускользнуло от внимания Данталиона.
— Валар потребовал вернуть ему все, что мы забрали, но отказался от того, что мог бы получить еще.
— И что взамен?
— Регину, — бросил с усмешкой Данталион.
— Нет! — не сдержался Палач, — ты не можешь пойти на это!
— В его претензиях нет ничего необычного. А мы обойдемся малой кровью.
— Малой кровью? Ты так это называешь? Речь идет о ее жизни! — возмутился Родгар.
— Я, кажется, уже не раз говорил тебе, что ее жизнь меня не волнует, если ее смерть послужит нам на пользу.
— Смерть?
— Думаешь, Валар оставит ей хоть один шанс? — в голосе Данталиона звучало удовлетворение. Он понимал, что сейчас чувствует его сын, но был не в силах перебороть то, что испытывал на протяжении более чем двадцати лет. И сейчас, когда он держал в своих руках жизнь дочери Аурелии, странное предвкушение охватило его. Возможно, это не совсем то, что он планировал, но все же…
