- Ух, ты! – задохнулся Сакуров, выпив ядрёного самогона.
- Хороша? – участливо поинтересовался Мишка.
- Не то слово!
- На вот, поешь крольчатины, - отечески предложил Мишка и выложил на стол пластиковый контейнер.
- Блин, хороша крольчатина! – оценил Сакуров, укусив тушёного кролика за заднюю часть.
- Это потому, что на свином жиру, - охотно объяснил Мишка и снова посмотрел на него таким доброжелательным взглядом, что тому снова стало стыдно за циничного Жорку.
- Малинка, Малинка, - продолжал обхаживать кобылу Семёныч. – Ах, ты, падла! Укусила… А я тебе хлеба!
- Укусила?! – радостно ахнул Мишка и полез на выход.
- Укусила! – коротко хохотнул Витёк и самовольно налил себе полный стакан самогона.
- Мудак, - прокомментировал Жорка, налил себе, Варфаламееву и Сакурову, и, когда все выпили, крикнул: - Фигли хлеб? Закажи Вовке, чтоб пирожного привёз! Эклеров, что ли?
- Куда укусила, а ну, покажь? – радостно суетился рядом с Семёнычем Мишка.
- Да ничего, до свадьбы заживёт, - храбрился Семёныч.
- О-о, знатно тяпнула! – весёлым тенором комментировал Мишка. – Ладно, иди, выпей, я сам распрягу.
Он отслонил от будки рессору и так хряснул кобылу по горбу, что та не только присела, но в натуре крякнула. Не в смысле – померла, а просто крякнула.
- Стоять, сволочь! – сказал Мишка таким неожиданно страшным голосом, что у Сакурова мурашки по спине поползли.
- Кобыла чья? – поинтересовался Константин Матвеевич.
- Его, - ответил Жорка.
Освободив кобылу от сбруи, Мишка вернулся в будку. Он снова смотрел добродушным хозяином застолья, щедро потчевал всех своей закусью, много превосходящей по мясному составу закусь Семёныча, однако самогон его быстро кончился.
- Поди, возьми в телеге мешок с овсом, - велел он Витьке, - отнеси Иван Сергеевичу.
- Не могу, ногу подвернул, - пошёл в отказ Витька.
- Полчаса назад ты говорил, что у т е б е плечо вывихнуто, - передразнил Витьку Жорка.
- Ну, оно тоже ещё не зажило, - не смутился Витька и стрельнул у Варфаламеева ещё одну сигарету. Мишка не курил, но любил поговорить за жизнь. При этом он совершенно игнорировал безграмотного Семёныча, но норовил поговорить с Варфаламеевым или Жоркой. На Жоркины выпады Мишка не обижался, но как бы даже светлел лицом, когда замечал раздражение бывшего воина-интернационалиста. Витьке же вообще всё было по барабану, кроме собственной утробы. А Семёныч, когда Мишка начинал очередное выступление, почтительно замолкал.
- Давай я схожу, - предложил Варфаламеев, имея в виду мешок овса и Ивана Сергеевича.
- Сейчас сходишь, - пообещал Мишка и сделал краткий доклад на внутриполитическую тему. Говорил Мишка нараспев, речь его была правильной и в ней начисто отсутствовали местные диалектизмы, коими грешили Витька и Семёныч.
Потом Варфаламеев сходил к Ивану Сергеевичу и притащил бутылку самогонки. Затем возник спор на тему: кому собирать разбредшихся по всей округе тёлок? Витька отмазался тем, что ушиб недавно копчик и ему больно ездить верхом. Жорка просто проигнорировал задание. Сакуров не мог в силу полного отсутствия ездовых навыков. Мишка, правда, пытался убедить его, что ездить на кобыле – дело плёвое, и что он даже самолично подсобит Сакурову залезть на спину, но Жорка так посмотрел на своего соседа, что тот наотрез отказался. Вышло ехать Семёнычу. Мишка помог ветерану столичного таксопрома взгромоздиться на Малинку и, когда Семёныч вцепился в гриву кобылы, стегнул её прутиком. Малинка поскакала в сторону речки тяжёлым галопом, и Семёныч сверзился с неё в одну из болотных луж.
- Опять упал! – ахнул Мишка и принялся заливисто хохотать.
- Чо, ёбнулси? – выскочил из будки, позабыв об ушибленном копчике, подвёрнутой ноге и вывихнутом плече, Витька и стал веселиться вместе с Мишкой.
- Пора, пожалуй, по домам, - молвил Жорка и попёр на выход.
- Да, пожалуй, - согласился Варфаламеев и, подмигивая попеременно обоими глазами Сакурову, потянулся за Жоркой.
- Да, - нехотя буркнул Сакуров, оглядываясь на стол с обильной деревенской закусью.
- Чё ржёте, придурки? – спросил Жорка Мишку с Витькой.
Мишка, увидев злое Жлркино лицо, зашёлся в новом приступе смеха. Витька, хлопая руками по коленям, принялся объяснять:
- Дык он прямо в лужу ёбнулси! Гы-гы! Прямо с кобылы!
- Эй, ты живой?! – крикнул Жорка Семёнычу. Тот сделал попытку встать, но лишь повернулся на бок и снова замер.
- Неужто помер?! – радостно спросил Мишку Витька.
- Да нет, заснул, - отмахнулся Мишка.
- Пошли, - сказал Жорка. – Слышь, Варфаламеев. Будешь идти мимо Лёшкиного дома, скажи Петровне – пусть ползёт сюда с тележкой и увозит домой своего кормильца. Да и посуду свою пусть прихватит, а то, неровён час, Витька опять упрёт всё своей хозяйке.
- Чево это упрёт? Чево это ты на мене баллон катишь? Чево, давно в пятак не получал!? – ни с того, ни с сего раскипятился Витёк. Вообще-то, был он много крупнее Жорки, к тому же с двумя руками.
- Ну-ка, ну-ка!? – быстро переориентировался на новый интерес Мишка.
- Чё? – сузил глаза Жорка и сделал только шаг в сторону Витьки, как тот тотчас спустил пар и заюлил:
- Да я чо? Я вить ничо… Но ты, эта, чево зазря лаешси?
- Эх! – расстроился Мишка.
- Зря?! – стал заводиться Жорка. – А кто в прошлом году взял у моей бабы литр самогона и обещал притаранить два мешка ячменя? Ты, сука, даже мешки взял! Ни ячменя, блин, ни мешков… Ты, козёл, хотя бы мешки вернул!
- Дык баба, она, тово… Мешки увидела и в хозяйство присовокупила. Как их теперя оттуда возьмёшь?
- Да срать я хотел на твою бабу! – заорал Жорка и сделал ещё один шаг в сторону Витька. Но пьяненький Варфаламеев подхватил односельчанина под руку и потащил его восвояси.
- А вот бабу мою ты не тронь! – подал голос осмелевший Витёк.
Жорка дёрнулся, но пьяненький Варфаламеев удержал друга, приговаривая:
- Пошли, пошли.
Окончательно разошлись без чего-то двенадцать. Жорка ушёл в сарай ремонтировать насест для кур, Варфаламеев засел у вековух рассказывать анекдоты, а Сакуров решил поработать в огороде. Там вовсю зеленела сорная трава, и её следовало выполоть. Однако пололось спьяну хреново, поэтому Сакуров плюнул на это дело и устроился спать на ветхом диване в большой комнате. Укладываясь, он увидел в окно Петровну, толкающую тележку с пьяным Семёнычем. Она толкала и орала на всю деревню, какие у Семёныча говно дружки-товарищи. Дескать, напоили и бросили. При этом Петровна конкретно адресовала ругань Жорке, Варфаламееву и Сакурову, чтобы нечаянно не обидеть таких уважаемых людей, как Мишка и Витька.
