Когда почти добрались до ворот, в них ворвался всадник на вороном коне. Халат его был черным как ночь, на голове – шлем в виде серебряной Пирамиды, а на боку – боевая секира, оружие, которого Харальд до сих пор в этих краях не видел.
– Что случилось? – крикнул он подбежавшему воину. – Зачем ты вызвал меня?
– Господин наместник столицы, – ответил тот, поспешно хватая удила, так как приехавший спрыгнул с седла. – Говорят, что Золотые Щиты убили Вечного Государя!
– Невозможно! – Даже в свете факелов стало видно, как побелело лицо наместника. – Невозможно!
В ворота один за другим въезжали всадники на черных конях, в темных одеждах, с секирами, которые блестели, точно лунные серпы. Слуги прибыли вместе со своим господином.
К чести наместника, разобрался он в происходящем быстро.
– Ворота закрыть! – гаркнул он так, что у Харальда зазвенело в ушах.
К счастью, беглецы к этому моменту покинули пределы Пирамиды. Стояли, прижавшись к стене, за гранью круга света, отбрасываемого факелами стражников.
Лязгнули, закрываясь, огромные створки. Но слишком поздно: убийцы Вечного Государя ускользнули.
Река была так широка, что противоположный берег едва виднелся в туманной дымке. От воды тянуло свежестью, особенно приятной после многих дней пути по иссушенной зноем степи.
Заходящее солнце щедро лило на землю остатки дневного света, и тени всадников, стоящих на берегу, черными монолитами врезались в прозрачные речные волны.
– Брода не видать, – глубокомысленно изрек Младший.
– Построим плот, – пожал плечами Харальд. – Вон там, на севере, что-то вроде рощи.
– В любом случае сегодня переправляться поздно, – сказала Йофрид. – Нам остается только встать на ночевку.
Они двинулись шагом вверх по течению, туда, где в полуверсте темнели купы деревьев, прижавшихся к реке, словно дети к матери. Копыта с хрустом давили траву, а Харальд отчего-то вспомнил события последних двадцати дней. Огромный красный месяц успел вырасти в полную луну и опять похудеть с того момента, как они бежали из Пирамиды.
Выбраться из города оказалось не так сложно – с наступлением утра на улицах столицы начались схватки. Спеша захватить власть, наследники Вечного Государя вцепились друг другу в глотки. Воины в золоте сражались с одетыми в черное, а под стенами города собирались еще какие-то отряды, командиры которых провозглашали себя «истинными наследниками Пирамиды». Никому уже не было дела до того, кто убил правителя.
Горожане были перепуганы, но золото сохраняло власть – подкупленный солдат вывел беглецов через калитку у Южных ворот. В ближайшем селении они купили коней и помчались на восток.
Провинции тоже оказались охвачены раздорами. Каждый наместник спешил объявить себя независимым правителем. По дорогам скакали отряды конных, тащились, поднимая пыль, колонны пехоты.
Приходилось прятаться, обходить крупные города. Пару раз только чудом спаслись от столкновения с крупными воинскими отрядами. Зато на месте одного из боев, где полегли все воины с обеих сторон, удалось добыть нормальное оружие взамен потерянного в столице. Харальду, правда, его нынешний меч казался легким и коротким, но уж лучше он, чем разукрашенная неудобная безделушка.
А затем впереди открылась степь – бескрайнее море травы, по большей части высохшей, царство сусликов и диких лошадей.
Путешественникам не повезло – они попали сюда в разгар жаркого сезона, когда облака даже не осмеливались подступаться к солнцу, пышущему жаром в зените, земля трескалась, а мелкие источники пересыхали. Копыта при скачке стучали, точно по камню, из-под них поднимались облачка мелкой удушливой пыли.
Каждая речушка, каждый родник были настоящим подарком судьбы, но они встречались слишком редко, и жажда мучила путешественников постоянно. Лица их потемнели от солнца, а губы пересохли и потрескались.
Лошадь Харальда споткнулась о корень, он вцепился в поводья и вернулся от воспоминаний к реальности. Вокруг были деревья – ивы, тополя и еще какие-то, с причудливо изогнутыми стволами.
– Вот и место для костра, – проговорил Младший, спрыгивая с коня. – А деревьев тут на несколько плотов хватит!
Солнце всходило из белого тумана, поднявшегося над рекой еще до рассвета. В молочной дымке оно выглядело неярким красным шаром, медленно ползущим по небосклону.
Потом туман рассеялся, и приятное теплое утро сменилось жарким днем. Его заняла работа. Плот был готов только к вечеру, и к этому времени Харальд обзавелся мозолями от топора, которые нещадно болели, синяками и ломотой в суставах – от перетаскивания бревен.
Плот получился небольшим, поэтому лошадей в тот же вечер расседлали и отпустили в степь. Харальд искренне надеялся, что животные сумеют выжить, прибившись к табуну диких сородичей.
Вторую ночь провели там же, а с первыми лучами светила погрузились на плот, и шесты со скрипом вошли в прибрежный песок. Вокруг клубился туман, под ногами хлюпала вода, а вырезанные из дерева весла норовили вывернуться из рук при каждом гребке.
Берег удалялся медленно, зато плот заметно уносило на юг. Потом началась жара, которая здесь, посреди открытой воды, оказалась особенно неприятной. Над рекой носились крупные слепни, пытались сесть и вонзить жало в людскую плоть.
К полудню они достигли середины реки. Берега были на одинаковом удалении, оба выглядели темными туманными полосками. Вода тут была гораздо холоднее, чем у берега, в прозрачной глубине мелькали тени крупных рыб.
Один раз позади плота плеснуло так, словно в воду рухнул огромный валун. Затем внизу что-то заскрежетало, плот тряхнуло. Младший схватился за оружие, и, словно в ответ на его жест, из речных волн высунулась кошмарная зубастая морда, совсем непохожая на рыбью. Крупные глаза навыкате и серо-зеленая чешуя подошли бы скорее ящерице, если бывают ящерицы размером с быка.
Чудище некоторое время следило за людьми холодными, лишенными всякого выражения глазами. Потом, видимо, решило, что плот ему не по вкусу, и бесшумно погрузилось.
Ближе к вечеру Харальд ощутил, что руки его сейчас отвалятся. Вчерашние мозоли давно полопались, сменившись новыми, которые успели затвердеть и вновь сойти. Ладони болели так, словно побывали в костре.
Но левый берег был уже близок. Виднелась желтая полоска песка, небольшие рощицы, зеленые, несмотря на разгар сухого сезона. Тоскливо вопили из крон какие-то птицы.
Когда бревна заскрежетали по песку, наступила ночь. Звезды усеяли бескрайнее черное небо, и точно такие же разноцветные огоньки смотрели им навстречу из речных глубин. Только берег, выбиваясь из окружающего великолепия, выглядел бесформенной темной массой.
