– Я за королевой, – сказал Гринер, проходя внутрь.
Маг пожал плечами, поклонился и предложил идти за ним.
«А когда последний раз спал сам Дерек?» – подумалось Гринеру. Чувство тревоги, охватившее его перед воротами Университета, прошло. Поначалу ему показалось, что все идет слишком уж гладко – рассветное солнце играет на снегу, вкусно пахнет булочками – обязательно случится какая-нибудь дрянь. Но, раз Дерек тут… Они поднялись почти на самый верх. Внутри было пусто и тихо, их шаги отдавались эхом, как показалось Гринеру, по всей Башне. Маг коротко постучал по двери, которая открылась почти сразу.
– Любовь моя, мы едем на прогулку, – широко улыбаясь, сообщил Гринер Шезаре.
Девушка кинулась к нему, пылко обняла и поцеловала. Юноша почувствовал, что у него краснеют уши… а натолкнувшись на ироничный взгляд Дерека, понял, что и лицо стало красным.
– Одевайся так же, как и в день прибытия, и поедем.
Шезара посмотрела на него, кивнула с пониманием во взгляде, и поспешила вглубь комнат.
– Тихо тут у вас, – сказал Гринер.
– Почти никого нет, – подтвердил Дерек. – Когда вы вернетесь с прогулки, Ваше Величество?
– Часа через два. Может, три. С другой стороны, Шезару, думаю, можно будет и оставить во дворце на денек.
Если их подслушивают, или если Дереку надо будет потом объяснять Мальти, куда подевалась королева, эта фраза прекрасно подойдет.
Из-за двери выскользнула королева, узнать которую не смог бы и сам султан Рашид. Тощий и невысокий гвардеец, в шлеме, нижняя часть лица которого была замотана шарфом вытянулся и отдал честь королю. Гринер засмеялся и пошел обратно.
Ничего ужасного или неожиданного не произошло. Они покинули Башню, сели верхом и, не торопясь, поехали ко дворцу. По пути они перекидывались ничего не значащими фразами, вроде «О, посмотрите, отсюда видно, как блестит лед на Тегерре».
Добравшись до Внутреннего города, Гринер облегченно вздохнул и, поблагодарив Томаса, отослал его. И к королевским покоям они тоже прошли без приключений. Шезара, оказавшись внутри, сдернула шлем и сдула прядь волос со лба.
– Свет жизни моей, что-то случилось?
– В Башне уже небезопасно, да и… словом, есть новости.
«Почему же я так нервничал? Я же чувствовал, что-то не так…»
«Ты боишься того, что предстоит»
«Если ты о том, что произойдет в постели, то я… смущен, конечно, но я уже не мальчик, и…»
«Я о слиянии. Почти полном… Ты уверен? Что если в тот самый день, когда маги уже готовы разъединить нас, ты допустишь меня до поверхности твоего сознания и мы случайно сольемся? Ты ведь потеряешь себя… Может, ты передумаешь?»
«Нет. Мы договорились. Только так»
– Ты витаешь в облаках, Дори. – Ласково погладив его по щеке, Шезара обеспокоенно заглянула Гринеру в глаза. – Словно общаешься с кем-то…
– Да. И он хотел бы, чтобы ты кое-что узнала…
Гринер усадил Шезару на кровать, сел рядом и позволил Дориану говорить. Не сливался с ним, просто повторял его слова. А король просил жену выполнить долг… Чтобы вскоре получить возможность общаться с ним, чувствовать его – неполноценно, но… Дориан убеждал так красноречиво, что Гринер, будь он Шезарой, согласился бы.
Шезара тоже согласилась.
– Бедный юноша. – Она вновь погладила его по щеке. – Думаешь, я не понимаю, каково тебе? Ты боишься потерять себя, находясь слишком долго в обличье Дориана.
– А ты разве нет? – Гринер решил говорить с Шезарой как можно откровеннее… ведь на кону стояли очень серьезные вещи. Ее судьба, душевное здоровье, возможно, жизнь.
– Если мой муж станет мной, а я им – что в этом плохого? В этом даже есть что-то сказочное – такое полное единение.
– Но…
– Послушай. Я могла бы стать вдовой, и даже ребенка не было бы у меня, чтобы я могла утешить свой взор, наблюдая за тем, как он растет. А так – у меня будет возможность быть с любимым мужем, его дух будет оберегать меня, и у меня родится его сын. И твой сын тоже.
– Почему ты так уверена, что родится именно сын?
– Если я понесу, то будет сын. Женщины нашего рода рожают мальчиков. Девочек – очень редко. У меня четыре единоутробных брата.
– А если для Дориана не найдут пристанища? И даже если найдут – рядом с тобой будет чужой человек…
– Чужого не будет. Только лишь на то время, что понадобится мне, чтобы родить. Затем все можно устроить так, будто я умерла, принеся на свет сына короля, и я верну себе кристалл.
– Люди, вы сумасшедшие, – прошептал Гринер.
– А ты видишь еще какой-то выход? – Шезара склонила голову набок. – Я должна была плюнуть тебе в лицо, сорвать волшебный кристалл, растоптать его ногами и зарезаться?
– Что? Нет, конечно, нет! Просто я… – Гринер поднялся с кровати и опустился перед Шезарой на одно колено. – Моя королева. Я клянусь, что если не найдется никого, кто мог бы стать достойным Хранителем для Дориана, я снова возьму на себя эту ношу. Рядом с вами будет верный друг.
– Я ценю это. Ты очень… добрый, Гринер. – Шезара провела рукой по волосам юноши. – Давай примем ванну, а затем…
Что «затем», Гринер догадался. Он последовал за королевой в ванную комнату, ту самую, по арахандскому образцу. Она повернула ручку, в ванну начала набираться горячая вода. Затем она сняла с себя мужскую одежду, кинула в ванну душистую соль, лепестки роз из большой банки на постаменте, опустилась в воду. Юноша последовал ее примеру, вдыхая терпкий и одновременно сладкий пар, поднимающийся вокруг. Гринером овладело странное чувство… он ощущал душевный подъем, вызванный клятвой, и уверенность, что все происходит правильно; и вместе с тем, страх – вдруг что-то пойдет не так?
– Повернись, солнце небосвода моего, я разомну тебе плечи.
Спустя несколько минут Гринер расслабился. Он чуть откинулся назад, и почувствовал, как спины касаются маленькие крепкие груди королевы. Он повернул голову вбок, его губ коснулся поцелуй Шезары, шелковый, медовый и… Он оттолкнулся от всего вокруг, погружаясь все глубже, а сквозь него наверх ринулся свет, который был королем, Дорианом. Последнее, что увидел Гринер – была вспышка яркого, алого огня страсти, и она накрыла его собой… вернее, уже не его. Он потерялся в темноте.
Он стал ничем, а ничто стало им, Гринером. Время пропало, ощущения и даже мысли. Последняя, что была более-менее связной, растворилась в темноте – «Неужели Дориан все время чувствовал себя вот так?!» Сквозь темноту пришло сожаление, боль и вина. Наверное, так будет лучше… честнее. Мир ничего не потеряет, если
