– Ты с ума сошел.
– Хм. Wаnderjahr, [1]по-моему, это так называется. Хочу наверстать упущенное.
– По правде говоря, звучит привлекательно. Может, и я как-нибудь попробую.
– Почему бы и нет? Впрочем, мне казалось, что ты уже истратил свой год – по частям.
– Это в каком смысле?
– Не только я надолго исчезал.
– Ах, вот ты о чем… – Он сделал небрежный жест рукой. – Это ради дела, а не для удовольствия. Нужно было заключить кое-какие сделки, чтобы расплатиться по счетам. Ты собираешься повидать семью?
Странный вопрос. Ни один из нас до сих пор не упоминал родителей, разве что мельком.
– Не думаю, – ответил я. – А ты?
Люк поймал мой взгляд и постарался удержать его. При этом хроническая улыбка, которая никогда не сходила с его лица, стала немного шире.
– Трудно сказать, – ответил он. – Мы слишком давно не виделись.
Я тоже улыбнулся:
– Знакомое чувство.
Мы закончили завтрак и выпили по последней чашке кофе.
– Значит, ты не станешь разговаривать с Миллером? – спросил он.
– Нет.
Он снова пожал плечами.
Официантка принесла чек. Люк быстро схватил его.
– Я расплачусь. В конце концов, у меня ведь есть работа.
– Спасибо. За мной обед. Где ты остановился?
– Сейчас… – Он засунул руку в карман рубашки, вытащил спички и бросил их мне. – Здесь. Мотель «Нью-Лайн».
– Я зайду около шести, устраивает?
– Договорились.
Он заплатил за завтрак, и на улице мы расстались.
– До встречи!
– Пока.
Пока, Люк Рейнард. Странный ты парень. Мы знакомы почти восемь лет. Не раз отлично проводили время. Соперничали в нескольких видах спорта. Бегали вместе почти каждый день. Оба входили в легкоатлетическую команду. Иногда назначали свидания одним и тем же девушкам. Я снова задумался о нем – сильный, умный, постоянно держится особняком, как и я. Между нами существовала какая-то связь, но мне так и не удалось понять ее суть.
Я зашагал обратно к стоянке возле своего дома, поднял крышку капота и внимательно осмотрел двигатель. Только после этого забросил на сиденье сумку, сел за руль и включил зажигание. Я медленно ехал по улице, глядя в последний раз на то, что показалось мне таким необычным и новым восемь лет назад; я прощался с этим городом. За последнюю неделю я повидал всех, кто что-то для меня значил. Кроме Джулии.
Мне очень хотелось отложить это дело на потом, но времени уже не оставалось. Сейчас или никогда; к тому же меня разбирало любопытство. Я припарковался на стоянке у большого магазина, нашел телефон-автомат, но номер Джулии не отвечал. Наверное, она работает сегодня в утреннюю смену. А может быть, принимает душ или вышла в магазин. Я решил заехать и проверить. Тем более что ее дом находился совсем рядом. И что бы там у нее ни случилось, выяснить это – отличный повод, чтобы увидеть ее в последний раз.
Пришлось несколько минут покружить возле дома, прежде чем удалось найти место для стоянки. Я запер машину, вернулся на угол и зашагал направо. На улице потеплело. Где-то лаяла собака.
До большого викторианского особняка, превращенного в многоквартирный дом, пришлось идти почти целый квартал. С фасада я не мог заглянуть в окна Джулии. Она жила на последнем этаже, ближе к задней части здания.
Перед входом на меня нахлынули воспоминания. Я думал о проведенных с Джулией днях, и ко мне вернулись чувства, которые я тогда испытывал. Я остановился. Глупо было приходить сюда. Стоило ли тратить силы на то, что уже ушло из моей жизни. И все же…
Проклятие. Я хотел увидеть ее еще раз. И теперь не отступлю.
Я начал подниматься по ступенькам крыльца. Дверь была приоткрыта. Знакомый вестибюль. На комоде, перед зеркалом в золоченой раме, горшок с утомленной фиалкой – все те же запыленные листья. Сколько раз отражало это зеркало наши объятия… Мое лицо скользнуло мне навстречу.
Я зашагал вверх по прикрытым зеленым ковром ступенькам. Где-то завыла собака.
Лестничная площадка на первом этаже совсем не изменилась. Я прошел по короткому коридору, мимо тусклых гравюр и старого приставного столика, повернул на следующий пролет лестницы и неожиданно услышал у себя над головой какой-то странный звук, будто по деревянному полу прокатилась бутылка или ваза. Потом наступила тишина, прерываемая лишь свистом ветра вдоль карнизов. У меня возникло смутное предчувствие беды, и я ускорил шаг.
На втором этаже я остановился. Казалось, все было в порядке, но тут я уловил необычный запах. Мне никак не удавалось узнать его: пот, плесень, влажная земля… во всяком случае, что-то органическое.
Стоя у двери в квартиру Джулии, я несколько секунд подождал. Здесь запах усилился, однако внутри царила тишина.
Я тихонько стукнул по темному дереву. На миг мне показалось, что в квартире кто-то есть, но тут же ощущение исчезло. Я снова постучал.
– Джулия, – позвал я. – Это Мерль.
Никто мне не ответил. Я принялся колотить в дверь.
Что-то с грохотом упало. Тогда я нажал на ручку. Закрыто.
Я изо всех сил дернул и вырвал ручку вместе с замком. Потом быстро шагнул влево, в ту сторону, где были петли, протянул руку и слегка нажал кончиками пальцев на верхнюю панель.
Дверь открылась внутрь на несколько дюймов. Никаких новых звуков из квартиры не доносилось. Моим глазам предстал кусок стены и пола, часть акварели и зеленый ковер. Я еще чуть-чуть толкнул дверь. Картина перед моими глазами практически не изменилась. Зато запах стал сильнее.
Я сделал полшага вправо, продолжая тихонько возиться с дверью.
Ничего-ничего-ничего…
Я отдернул руку, когда увидел Джулию. Она лежала на полу. Посреди комнаты. В крови…
Кровь была повсюду, на ковре и вокруг нее, а слева, в углу, валялись какие-то окровавленные тряпки. Мебель перевернута, подушки разорваны…
Я с трудом преодолел желание броситься к Джулии.
Сделал один медленный шаг, потом другой; все мои чувства обострились до предела. Переступил порог. Больше в комнате никого… и ничего необычного. Фракир сжала мое запястье. Видимо, следовало что-то сказать, но мне было не до того.
Я подошел к Джулии, опустился на колени и почувствовал, как к горлу подступил комок. Еще с порога я заметил, что у нее нет половины лица и правой руки. Она не дышала, в сонной артерии не пульсировала жизнь. На ней был залитый кровью разорванный халатик персикового цвета, а на шее висел кулон с голубым камнем.
Кровь просочилась сквозь ковер на пол. И тут я увидел следы. Они не могли принадлежать человеку – удлиненные, с тремя пальцами и широкой подушечкой. И еще когти.
Сквозняк, на который я сначала не обратил внимания – тянуло из открытой двери в спальню, – неожиданно прекратился, а запах усилился. Одновременно возникла пульсация у меня на запястье. Все произошло бесшумно, но я знал, что тварь там.
С колен я перетек на корточки, поворачиваясь…
И увидел разверстую пасть, полную крупных зубов, губы перепачканы алой кровью. Мерзкая морда принадлежала похожему на собаку существу, покрытому грубым желтоватым мехом. Его уши напоминали поганки, круглые оранжево-желтые глаза горели диким огнем.
Поскольку у меня не было никаких сомнений относительно намерений зверя, я швырнул в него дверную ручку, которую по-прежнему сжимал в кулаке. Ручка отскочила от выступа над левым глазом, не причинив отвратительной твари ни малейшего вреда. Все так же без единого звука собака прыгнула.
Не было времени даже обратиться к Фракир…
Люди, работающие на бойне, знают, что на лбу любого животного есть точка, которая находится на пересечении двух воображаемых линий – от правого уха к левому глазу и от левого уха к правому глазу. Они наносят смертельный удар, целясь примерно на дюйм или два выше этого места. Так меня учил мой дядя. Он никогда не работал на бойне, но как надо убивать, он знал.
Поэтому я метнулся вперед и в сторону и попытался нанести могучий удар в смертельную точку. Однако существо двигалось быстрее, чем я предполагал, и, когда мой кулак настиг его, успело проскочить вперед. А мощные шейные мускулы приняли на себя силу удара.
