А вот всё равно не скажу! Пусть лучше считает глуховатой мечтательницей.
— Я задумалась о будущем, а ты мне мешаешь. Брысь!
— Мечтаешь, как будешь в Академии охмурять драконисов?
Я в холодном недоумении поглядела на приятеля: я — драконисов? Да хоть бы мне никогда с ними не пересечься. Не выношу ведь гадов! Вслух лишь повторила: "Брысь!" — и отвернулась к аудитории.
Впрочем, поздно уже. За дверью звучал громкий голос Лютера Дайка, директора школы, и говорил он уже не обо мне. Придавить паршивца! Реми, в смысле — директор ни в чём не виноват.
— Не бей меня! Я по делу! Тебя в секретариат вообще-то.
Я отпустила уже схваченного за грудки приятеля и, безнадежно замахнувшись на него, пошла по коридору.
— Чего им надо-то? — буркнула на ходу увязавшемуся следом Реми.
— Кажись, вызов по телементу.
— Ну ты и шляпище! — я таки треснула паршивца по затылку. — И какого ты молчал?
— Да ладно. Подождут твои, а стоимость беседы я возмещу…
— Нет слов! — я прибавила ходу.
— Да ладно, — снова придержал меня Реми, — зато Рудверт понервничает лишние минуты.
— А он тут причём?
— Он вызова из дома ждёт, извелся уже весь на рыжую пену, — развеселился приятель.
— Злой вы человек, Реми-кори, — хмыкнула и я, переходя на высокий штиль.
Рудди Вестрока я тоже недолюбливала: единственный сын и наследничек семейства патрициев второго круга, не блиставший особым умом и сообразительностью, но так высоко задиравший свой длинный нос, что грешно по нему не щёлкнуть. Тем более, что мы с тётей после её замужества немного разжились деньгами, и телемент больше не был для нас такой великой роскошью.
— Компенсируешь, — всё же буркнула я — не нуждаемся, но и сорить деньгами неправильно, а с сына учредителя большой корпорации не убудет.
Реми, видя, что я замедлила шаг, просиял, я же размышляла о том, что он всё-таки засранец. Раз не торопился — мог бы и не дёргать меня. Из-за него я так и не услышала, что там насторожило-заинтересовало во мне древнего дракониса. Да и тетушка тоже, нетерпеливая душа, могла бы и вечером зателементить, хотя конечно, вечером со связью у нас беда. Но всё равно обидно, ведь всего пары минут не хватило…
О, как же я впоследствии жалела о потерянных минутах и часах, как же проклинала себя за проявленное недовольство тётушкой…
На том краю теленити меня ждала не она — бледный с тёмными кругами под глазами и какой-то осунувшийся дядя Тадеус не корил меня за задержку, лишь позвал домой, раз уж я покончила с экзаменами. Домой, к умирающей тётушке.
Я не помню ни как дёргал меня недовольный задержкой Рудди, ни что говорил испуганный моей бледностью Реми — он лишь побежал в общежитие и, пока я пыталась сговориться с водителем быстроходной нексы*, притащил мне сумку — соседка отдала.
*Некса — транспортное средство на водородной тяге, одно из последних достижений и гордость человеческой науки и техники.
Три часа семнадцать минут дороги.
О! Почему я обладаю таким бессмысленным даром? Почему я не целитель, заррх меня разорви!
Три часа семнадцать минут пути и одна минута опоздания…
Я не смогла даже поговорить с тётей Амелис. Лишь сжала ладонь тетушки и поглядела в её мутнеющие глаза — ещё месяц назад красивая и пышущая здоровьем женщина походила на зеленую тень себя.
— Бер-ре… ги ссье… — прохрипела она, и душа покинула бренное тело, оставив меня ошеломленной скоропостижностью развязки и глубиной потери. А рядом упала без сил целительница, которая пыталась удержать тетушку в этом мире.
Даже обладай я даром лечить — вряд ли смогла бы помочь. Но меня бы точно позвали раньше!
Обнявшись, мы с дядей плакали над её телом, гробом, пеплом… мы остались одни в мире, и горе наше не имело границ…
А потом дядя Тадеус меня предал.
Продал драконам, которых я ненавижу, и среди которых приходится жить, не подавая и намёка на недовольство.
Правда до сих пор с самими драконисами я почти не пересекалась: наша правящая каста мало интересовалась делами людскими и редко появлялась на виду, особенно у детей. Где учатся мелкие драконята, я не знаю, но в школе я видела драконисов не больше десяти раз, из которых лишь три раза я встречала кого-то кроме Агнигора, наведывавшегося в школу по делам образования.
А с молодым драконисом я вообще впервые столкнулась на злополучном балу. Даже думать о нем не хочу!
В общем, до сих пор я жила не совсем среди драконисов — лишь среди благоговеющих перед ними людей. Показывать свою драконенависть перед ними было даже опаснее, чем плюнуть в лицо драконису — там хоть шанс есть, что сноб не заметит человечка перед носом, сочтя плевок каплей с неба. А вот драконолюбцы за кривой взгляд на обожаемых и глаз выколоть способны. И это мне ещё везёт, что лет почти тридцать тому нынешний правитель, взойдя на престол, отменил закон, по которому за кривой взгляд в темницу бросали. Вот тогда у нас совсем кошмар был: соседи на соседей жалобы строчили ради лишнего кусочка клумбы, а дети доносили на родителей, если те ремня им всыпали — доносили не на битье, естественно, а на неподобающий отзыв в адрес чешуйчатых. Меня бы наверняка ещё в младшей школе сдали. Или няню ещё раньше.
Закон отменили, а страх остался.
Так что приходилось таить свои истинные чувства от всех.
Тонкий слух в этом мне помогал — шаги и даже дыхание человека я могла расслышать и за двадцать метров, а при большом желании и за пятьдесят, и за сто, — но и саму эту способность мне приходилось таить. Вроде бы ничего сложного, вот только я не раз слишком увлекалась слушанием далеких звуков, отсекая "лишние" близкие, и появление перед моим носом одноклассника легко становилось сюрпризом. К тому же порой я и сама слышала вещи, на которые нормальный человек реагирует так или иначе — дернувшись, распахнув глаза, оглянувшись. Как, например, тогда, когда услышала о себе самую нелепую из возможных сплетню:
— Разве она не с Реми встречается? — Нет, этот вопрос меня не удивил, лишь заставил мысленно ухмыльнуться. Наша дружба с самым симпатичным парнем школы многим не давала покоя. Но вот ответ…
— Ты что, Реми там ничего не светит, Кассандра мечтает исключительно о драконе.
Тут-то я и не удержалась, прыснула так, что чай расплескала и печеньем подавилась, еле отдышалась.
— Вон, глянь, опять замечталась, забыла, как чай пьют!
Я так не только, как чай пить, забуду. Я мечтаю о драконе! — придумали же.
Девчонки, кстати, как и большинство людей, суффикс "ис" из названия правящих монстров упускали. Я тоже иногда, но, в основном, из лени произносить лишние звуки, а вот они — из жалости и обожания. Ибо "дракон" без "ис" — это совершеннолетний… или вернее сказать полноценный? В общем, "драконы" могут принимать вид огромного ящера и пыхать пламенем. Получается у них это с возрастом и набором опыта, сил и кто знает, чего ещё. А вот "драконис" — это молодой дракон, ипостаси не менявший. Дракончик. Дракосюнчик, да.
Сами они, кажется, к этому уменьшительно-ласкательному суффиксу относятся преспокойно, ибо факт — не меняют они ипостаси, а вот люди благоговеющие, особенно девочки, так и стремятся наших монстров преувеличить. Девочки такие смешные.
И заботливые. Вон, пришли меня по спине постучать, довольно посмеиваясь. Хорошо, хоть не догадались, отчего я закашлялась.
В общем, пришлось мне учиться игнорировать услышанное, прежде, чем оценю его всесторонне: кто-что звучит? откуда? чем опасно или полезно? Из-за этого ещё в младшей школе я прослыла улиткой, жирафом и тетерей. В самом красивом варианте — глуховатой мечтательницей.
В старшей школе я стала мечтательницей-меломанкой, так как тётушка подарила мне музыкальные пробки в уши. Редкость несусветная, последний писк прогресса, хотя когда-то такие вещи использовались всеми поголовно, и даже выступали в роли телементов, если не врут легенды. Вот уж точно "всё новое — это давно забытое старое". Забытое и сожжённое в драконьем огне.
