А еще он даже немного позавидовал: соратник умер как настоящий воин, как викинг, в бою, уничтожив кучу врагов! И если есть на том свете Вальхалла — он должен воскреснуть, чтобы снова и снова вступать в схватку с врагами!
Иначе нет в мире никакой справедливости кроме той, которую ты устанавливаешь своими руками.
Глава 1
«Все, пи…ц!» — мысль билась в голове, которая трещала так, будто ее сжимали тисками. Я застонал, судорожно вздохнул и попытался открыть глаза. Глаза открывались трудно, а когда открыл — увидел только белую муть и в ней плавающие надо мной розовые шары, в которых я с трудом смог определить человеческие лица. Нет, я помнил все — и последний хруст свернутой шеи врага, и рукоять заточки, торчавшей у меня в груди. И злобную ярость на самого себя — как я мог пропустить удар?! Старикашка поганый! Позорник! Какой-то жалкий ублюдок, дилетант смог меня зарезать! Кто я после этого?! Тьфу на меня! Впрочем — от неожиданностей никто не застрахован. И жалкий мальчишка, ничтожный человечек и никакущий стрелок, может убить признанного ганфайтера, грозу всего Дикого Запада — если тому попросту не повезло.
Голоса. Они гудели, слова метались в воздухе, лезли мне в уши, но я не понимал ни одного сказанного слова. Знал, что должен их понимать, казалось — напрягусь, подумаю как следует, и пойму! Но ничего не получалось. Просто набор звуков, и все тут!
Это последствия сотрясения мозга — вдруг возникла у меня мысль — Это я ударился головой, и мозг начал барахлить. Стоп! А как тогда быть с заточкой, вонзившейся в сердце? Как я выжил? Хмм…может клинок рядом прошел, не задел сердца? А что, такое бывает. Я видел и не такие…странные вещи. Я даже видел, как отрезанная голова моргала и сопровождала меня взглядом… Мне потом это зрелище снилось месяц, не меньше.
Я поднял руку, потрогал грудь. Хмм…не больно. И повязки никакой нет. Но движение далось так трудно, так через силу, что…меня затошнило. Я дернулся в спазмах рвоты, но удержался и не выблевал содержимое желудка. Да, от резких движений мне пока что надо воздержаться.
Снова слова — кто-то быстро говорит, но черт подери — я не понимаю ни слова! Что за хрень?! Хмм…удар по голове? Да, голова предмет темный, исследованию не подлежит. Что может случиться после сотрясения? Да все, что угодно!
Наконец, кто-то берет меня за голову — я чувствую его руки у себя на висках, холодные и сухие — и речитативом начинает что-то говорить нараспев. Мне вдруг делается жарко. Так жарко, что пот мгновенно покрывает все тело, и я не сдерживаю стона — АААА! — ругаюсь, пытаюсь вырваться из удерживающих меня рук, но эти руки очень сильные, и я скорее откручу себе голову, чем вырвусь. Ну…так мне кажется. Голова начинает болеть сильнее и сильнее, до дикой, нестерпимой боли, когда хочется выть и материться, а еще — прибить того, кто причиняет такую боль. Чувствую, что сейчас потеряю сознание, но…боль вдруг кончается. В голове ясно, пусто и…возвращается нормальное зрение. И что же я вижу? То, чего не мог ожидать, и во что не могу поверить!
Вокруг меня стоят несколько человек в старомодных, вернее даже средневековых нарядах — таких, как их рисуют историки, как одеваются реконструкторы. Только наряды эти сидят на людях не как на реконструкторах, изображающих средневековье, нет! Видно, чувствуется, что для этих парней такая одежда обычная повседневность, и те кинжалы и мечи, что висят на поясах — не просто какие-то там игрушки, а самое что ни на есть настоящее оружие, бывавшее в деле, — потертое, выщербленное и…смертоносное.
Оружие?! Какое, к черту оружие?! Я только что упал у обоссанного поколениями алкашей угла чертовой рюмочной, упал с заточкой в груди! Какие, к дьяволу, средневековые мужики?! Какие мечи?! Что это за идиотизм?!
Передо мной стоит крепкий мужчина лет за сорок в черном с серебром костюме — не знаю, как назвать этот костюм — камзол? У него на груди висит золотой медальон на крупной, массивной цепи. С уважением прикинул — килограмм весит цацка, не меньше! Если только цепь не дутая. Вот же любят люди такие тяжелые побрякушки! На этой цепи и повеситься можно!
Я никогда не любил украшения. Помню, в одной юмористической книжке прочитал, какой-то кадр написал письмо в журнал, задал такой вопрос: «На каких пальцах надо носить перстни, если число их превышает пять?» Ответ от редакции: «На женских пальцах».
Единственное исключение, которое я себе позволял — это «рабочий» перстень, в котором хранился запасец яда. Всыпал его в стакан супоротивнику, и вуаля! Через несколько часов он покойник. Такие яды обычно бывают с отсроченным на несколько часов, а то и дней — действием. Любой согласится, что было бы идиотизмом отравить собеседника быстродействующим ядом, чтобы тот отбросил копыта прямо здесь, перед убийцей, который неминуемо попадет под полицейское расследование. То ли дело потом — ушел человек, и через несколько часов скончался. Бывает, чего уж там! Время такое. Время стрессов и болезней.
Рядом с мужчиной — несколько мужчин помоложе, но очень на него похожих, и в таких же цветах камзола. Только серебра меньше, и нет медальона.
Отдельно стоял мужчина примерно моих лет — седой, жилистый, с белой расчесанной надвое бородой. Он был одет в свободную синюю рубаху и свободные же синие штаны — похоже что шелковые. На ногах, в отличие от обутых в высокие остроносые сапоги вооруженных парней — что-то вроде мягких кожаных туфлей. Он переминался с ноги на ногу, и было видно, как морщатся сгибаясь его туфли, облегая ногу как вторая кожа. Мокасины, ага.
Старик что-то сказал, обращаясь к старшему, тот кивнул, и меня подняли с пола. Уже будучи в воздухе я обратил внимание на того, кто меня поднял — это был огромный толстогубый мужчина с каким-то детским, даже идиотским выражением лица. Голова его коротко пострижена — грубо, клочками, а изо рта пахло сырой тухлятиной, как из пасти собаки или кота. И вот еще что — я заметил на его шее украшение, что-то вроде медного ошейника. Этот самый ошейник был начищен до блеска, но предательская зелень там, где он касался кожи, не давала оснований думать, что ошейник сделан из золота. Хотя и блестела эта штука как золотая.
Длинный коридор, местами настолько темный, что мне было непонятно — как этот великан находит в темноте дорогу. Потом через солнечную террасу, с которой открывался вид на сад — с прудом, аккуратно постриженными кустами, высокими пирамидальными деревьями, сразу наведшими на мысль о Сочи, или о ботаническом саде. Тропические деревья, это было видно сразу. А парк красивый, тут двух мнений быть не может. Похож одновременно и на английский парк с его древним газоном, и на какой-то тропический райский уголок, в котором произрастает то, что никогда не будет расти в холодной, туманной Англии.
Чирикали птички, светило жаркое солнце, я покачивался над землей, уже перестав удивляться тому, что со мной происходит. Ощущение было — я во сне. А зачем сопротивляться сну? Проснешься, и все станет как прежде. Только вот куда девать из головы воспоминания о моем последнем бое? Где я однозначно умер? Неужели он мне приснился? Тогда кто эти люди?
От интенсивной мозговой деятельности меня снова затошнило, сознание помутилось и я наконец-то отключился.
Следующий раз я проснулся в маленькой, очень маленькой комнате, потолок которой виднелся надо мной всего в полутора метрах. Этот потолок был разукрашен звездами и солнечными дисками, от которых отходили золотистые лучи, и мне понадобилось минут пять, чтобы понять — никакая это не комната, а я лежу под самым что ни на есть настоящим балдахином на широченной кровати, на которой могут уместиться человек пять, и еще останется место. Настоящий сексодром, мечта свингеров!
А еще обнаружил, что раздет догола, то есть — практически до нитки, и когда слева от меня что-то упало и хриплый голос пробурчал слова, которые я почти узнал, лихорадочно натянул на себя то, чем накрывался (что-то вроде расшитого покрывала) до самого подбородка. Глупо, конечно, я в свои семьдесят лет уже давно не стеснялся показать кому-либо стареющую плоть. Если это нужно для дела. Какого дела? Да всякого! Постельного, например.
