усмешка, тронувшая уголки губ Перивеля, даже не дрогнула, пока он смотрел в глаза Тамалона. Он медленно пожал плечами, развёл руками и сухо сказал:
- Принесите мне чашу.
Усмешка, которая подобно пламени чистого триумфа взметнулась в глазах Перивеля, сказала Тамалону две вещи: что это не может быть его брат, абсолютно непохожую торжествующую усмешку которого Тамалон помнил очень хорошо, и что этот самозванец, кем бы он ни был, считает, что может доказать, будто является Перивелем Ускевреном. Старший брат Тамалона, глава дома Ускеврен, обладающий единоличной властью покупать, продавать и передавать в собственность его имущество, превратился в пепел около сорока лет назад.
Рука Тамалона даже не дрогнула, когда он опустил свой бокал и прозвонил в колокольчик, призывая дворецкого.
- Кейл, - спокойно приказал патриарх, - принеси нам чашу.
Когда дворецкий склонил свою лысую голову и беззвучно подчинился, триумф в глазах Перивеля стал вспышкой. Пальцы Тамалона нашли знакомую рукоять ножа, прикреплённого к запястью под рукавом. По старой привычке он легонько погладил её твёрдую, приятную поверхность. Битва началась.
* * * * *
То, что человек, который назвался Перивелем Ускевреном, знает про чашу, ещё ничего не доказывало. Половина старших домов Селгонта слышала про Глоток Ускеврена. Давным-давно его зачаровал придворный маг Фалдинора Ускеврена, Хелемголарн Семь Молний, чтобы у него не крали мёд на пиру. Позднее чары изменили так, чтобы только потомки Ускевренов могли коснуться чаши голыми руками и не сгореть.
Именно так Тамалон и увидел впервые простой, крупный металлический кубок — по крайней мере, не считая жаркого пламени. Кубок парил в одиночестве, зловещий и жуткий, среди ревущего пожара, пожирающего Штормовой Предел. Тамалон таращился на него в изумлении, пока из дыма не возник его дядя Роэл и не потащил его прочь от огня, смерти и разбитых грёз.
Одной из немногих вещей, которую смогли найти в пепле, была именно чаша. Её обнаружили на вершине обгоревшего холма, который когда-то был комнатами слуг — и самими слугами, пока они не рухнули беспомощно в инферно погребов внизу.
Тогда Штормовой Предел обрушился. Нельзя было позволить ему обрушиться снова.
Солнечный свет, струившийся в окна восстановленной верхней галереи, больше никогда не казался таким же золотым, как свет, что падал сквозь окна первой галереи. Когда старый Нелембер преподавал тихому, скромному сыну Ускевренов историю семьи, тот свет падал на карты и записи, на собственные тяжёлые труды Тамалона.
Историю, которая началась где-то ещё — его старый наставник никогда не говорил о том, где именно — но приплыла на кораблях в Селгонт, чтобы под началом Фалдинора Ускеврена заработать здесь состояние.
На каком-то забытом языке их фамилия означала «Слишком храбрые, чтобы прятаться». По свидетельствам современников Фалдинор был грозным мужем, постоянно встревающим в драки и никогда не отступавшим. Он был мужчиной, никогда не нарушавшим слова — как заметили многие к своему удовольствию, а некоторые — узнали к своему разочарованию. Монеты, заработанные флотом купеческих судов на море Павших Звёзд, Фалдинор Медведь использовал, чтобы организовать вооружённые экспедиции в горы вокруг Высокой Долины, и чтобы вырыть шахты под челюстями и клыками зверей, из которых состояли Грозовые Когти — опасные сейчас и такие грозные тогда. Из этих шахт потекло серебро и золото, которых хватило, чтобы сделать Ускевренов владельцами значительной части Селгонта и позволить Фалдинору построить себе настоящий дворец. Человек прямолинейный, он назвал дворец по его внешнему виду: Чёрные Башни.
Тамалон был рождён в этом огромном, непригодном для обороны особняке, полном садов, и смотрел, как Селгонт откусывает от его земель по полю, по рощице, по грядке, наполняя семейные сундуки, но выжигая уголки сердца с каждой новой рубкой и строительством. Тогда-то и началась его дикость, безумие юношеского бунта, который закончился для потрясённого и протрезвевшего Тамалона всего за несколько месяцев до того, как пламя забрало величественный новый дом семьи.
Чопорный, осторожный старик Нелембер вошёл в хаос в душе Тамалона и построил там фундамент гордости с той же тщательностью, что и любой каменщик.
Семейная гордость не была лишена изъянов. Первый сын Фалдинора, Тобелонн, был высок и очень красив. По словам Нелембера, он выглядел «намного более королём, чем сами короли». Он также был охотником, пьяницей и любителем юбок, тратил семейное состояние на драконьи охоты — спорт, в котором цветок Ускевренов (к счастью для него) потерпел полную неудачу.
На более нежную дичь он охотился с куда большим успехом, оставляя след из разъярённых отцов и возмущённых матерей по всей южной Сембии. Эта тактическая ошибка вполне могла ускорить его гибель.
Однажды в ночном лесу во время охоты на оленей Тобеллона прикончил некто неизвестный и не найденный, и его младший сын Альдимар стал главой дома Ускеврен.
Альдимар был узкогубым строгим отцом Тамалона. Его глаза были жёсткими и беспощадными, как острия мечей, а его язык никогда не заговаривал со своенравными сыновьями иначе, чем с холодным, жалящим презрением.
Нелембер видел, как помрачнело лицо Тамалона, когда они заговорили о его отце, и достал чашу из запертого кабинета в конце комнаты.
- Подумай об отце и дотронься до неё, - приказал старик.
Ему никогда не позволяли приближаться к семейной реликвии, которую слуги звали «Пылающей чашей». Скорее из любопытства, чем по какой-то другой причине, Тамалон коснулся её...
* * * * *
- Дядя, - пробормотал, моргая, юноша. - Вы вообще умеете считать монеты?
Огромный мужчина, похожий на медведя, рыгнул, взмахнул волосатой рукой с толстыми пыльцами и пророкотал:
- Горстями... а что?
- Дядя Роэл, - раздражённо сказал Альдимар. - Десять дней назад этот сундук был полон! До краёв полон деньгами Чассабры, отложенными на слуг; их плата за целый год. Где она сейчас?
Роэл снова оглушительно рыгнул.
- Пропала, - грустно признался он.
- Куда?
Огромный мужчина поднял кубок, с которым редко расставался, указал в его глубины, затем перевернул его в сторону Альдимара. Ничего не высыпалось наружу. Кубок был пуст.
* * * * *
Тамалон снова оказался в высокой галерее, снова молод и весь в холодном поту, вместо взгляда в пустые глубины перевернутого нетвёрдой рукой кубка Роэла таращась на чашу на столе перед ним.
Нелембер без слов протянул ему кружку с чем-то тёплым, мокрым и успокаивающим — бульон из фазана — и сухо произнёс: «Богатым отцам всё даётся легко, не так ли?»
Тамалон взглянул на своего учителя, потом на чашу. После долгого молчания он пробормотал:
- Просто расскажите мне; я пойму. Не
