Нечего и говорить, что в покое они ее не оставляли.
По правде, настоящую тревогу вызывал у нее только один из воздыхателей: мерзкий Кельвин Дивестулата. Когда вдова с презрением отвергла его ухаживания, он устроил ей настоящую осаду, используя всю хитрость, на какую только была способна его низкая душонка. Прошло несколько месяцев, и он все же захватил тот дом, который Рудольф Гюшетт так старательно обустраивал для своей жены. Мало того, Кельвин отрезал вдове все пути к спасению, и ей волей-неволей пришлось исполнять малоприятные обязанности его экономки, поскольку от сомнительной чести стать его женой она категорически отказалась. Однако он, по всей видимости, все равно оказался в выигрыше, ибо осмелился связать молодую женщину и изнасиловать ее, удовлетворяя свою низменную страсть.
Но Джиллет и прочие поклонники вдовы Гюшетт понятия не имели об истинном положении вещей, да и свои собственные возможности реально оценить они были не в состоянии. Как и все страстно влюбленные мужчины, они предпочитали думать, что вдове ничего не грозит, кроме разве что упорных ухаживаний ее поклонников, из-за которых она и старается не показываться людям на глаза. Точно слепые, не видя истинных намерений Дивестулаты, Джиллет и остальные молодые дуралеи, бывшие, можно сказать, его товарищами по несчастью, продолжали строить туманные планы на будущее и надеяться, что в один прекрасный день вдова все-таки откроет тайну своих предпочтений.
Впрочем, Джиллет пошел дальше многих своих соперников, хотя, разумеется, не всех.
Возможно, благодаря врожденному добродушию, а может, и не слишком большому уму он в целом не так уж плохо преуспевал на любовном фронте. Он обладал весьма привлекательной внешностью, имел хороший рост, а его карие глаза в счастливую минуту светились ярко и весело. Природная доброта и веселый нрав вскоре сделали его истинным любимцем женщин Предмостья. Однако ему явно недоставало мужской прямоты, самоуверенности и некоторых других истинно мужских качеств, которые пробуждают в женском сердце ответную страсть. Конечно, женщины Предмостья, как и женщины всего мира, очень ценили доброту; однако под натиском одной лишь доброты женская добродетель редко соглашается сдать свои позиции. Женщины всегда предпочитали героев… или негодяев.
Так что Джиллет, воспылав страстью к прелестной вдовушке, в общем-то, понимал, что успеха вряд ли добьется.
И, подобно Кельвину Убивцу, через год с небольшим после смерти Рудольфа Гюшетта — надо, правда, отметить, что тогда никто в Предмостье и не подозревал, какие козни строит Кельвин! — Джиллет решил устроить вдове ловушку.
У него не хватило ума просто спросить себя: «А почему, интересно, женщины предпочитают мне других? Чему я должен научиться, чтобы женщины и в меня влюблялись? Как мне преодолеть собственный характер и стать лучше и умнее?»
Вместо этого он задавал себе только один вопрос: «Кто может помочь мне наладить отношения с этой женщиной?»
Надо сказать, подобный вопрос задавали себе и многие его приятели — тоже, в общем-то, изрядные дуралеи. Короче говоря, Джиллет оказался пятым или шестым в той череде парней из Предмостья, которые один за другим представали перед самым знаменитым в графстве алхимиком, что жил на окраине их селения. И все эти молодые люди просили об одном: изготовить для них приворотное зелье.
Говорят, что главное отличие одного мага или алхимика от другого заключается в том, насколько у кого-то из них больше возможностей для одурачивания людей и насколько безопасны те средства, которыми они при этом пользуются. Упомянутый выше алхимик отличался достаточно большим выбором средств для обмана клиентов. Как известно, сквайры и графы обычно обращаются за советом к магам, а простые крестьяне и арендаторы — к алхимикам. Разумеется, тот тип, к которому заявился со своей просьбой Джиллет, был сущим шарлатаном. Между прочим, он, не будучи глупцом, вполне соглашался с подобным мнением о себе — но только в обществе людей, достаточно умных, таких, которые никогда не стали бы ничего у него просить. Но такому дуралею, как Джиллет, он никогда бы не открыл своего истинного лица.
В общем-то, каким бы шарлатаном он ни был, ему уже порядком надоела бесконечная вереница юнцов, требовавших изготовить для них зелье, способное приворожить вдову Гюшетт. Один сраженный любовным недугом деревенский олух — скажем, раз в полгода — это еще куда ни шло; да и выгоду какую-никакую приносило. Три олуха подряд — это забавно, хотя и попахивает неприятностями. Но пять или шесть за лето — это уже утомительно и очень опасно. Алхимику грозили большие неприятности, если бы в Предмостье обнаружилось, что все пять или шесть любовных напитков, сваренных им, оказались бездейственными.
— Домой ступай! — прорычал алхимик, когда Джиллет сообщил, что ему надобно. — Состав такого зелья слишком сложен и дорог. Тебе не по карману. Уходи, я ничего не стану для тебя готовить.
Но Джиллет, никогда не умевший видеть и на два шага вперед, заявил:
— А мне все равно, сколько это будет стоить! Я заплачу, сколько попросишь. — Вопрос о том, где взять деньги, ему даже в голову не приходил; он был уверен, что вполне сможет раздобыть нужную сумму. В конце концов, у вдовы Гюшетт золота сколько угодно!
Однако уверенность Джиллета алхимика отнюдь не окрылила. Шарлатан ведь по природе своей не в силах отказаться от денег. Но этот шарлатан уже успел раздать свое приворотное зелье слишком многим и понимал, что если Провидение не вдохновит вдову выбрать кого-то из первых четырех-пяти поклонников, то его репутация алхимика будет безнадежно подорвана, а соответственно исчезнут и все доходы.
И алхимик, желая обезопасить себя, назвал Джиллету такую сумму, от которой на любого крестьянского сына столбняк бы напал.
Но не таков был наш Джиллет! Он был готов выплатить любую сумму, ведь он даже и не помышлял о том, чтобы сделать это самому.
— Отлично, — спокойно согласился он. А затем, желая показать, какой он умный и деловой, прибавил: — Но если твое зелье не подействует, ты вернешь мне всю сумму с процентами!
— Ну конечно! — согласился алхимик, поняв, что у него нет сил отказаться от таких денег. — Хотя до сих пор все изготовленные мною любовные напитки приносили удачу, иначе я давно бы уж сменил их состав. Ладно, договорились. Приходи завтра с деньгами.
И он поспешил закрыть дверь, чтобы Джиллет не успел передумать.
А Джиллет пошел домой, размышляя по дороге и только теперь начиная понимать, что сам себя поставил в весьма неловкое положение. Что правда, то правда: любовь вдовы Гюшетт могла здорово поправить его финансовые дела, однако звонкой монеты она пока что явно не сулила. А Джиллету позарез нужна была именно звонкая монета; без денег нечего было и рассчитывать воспользоваться капиталом вдовы. Но вот денег-то как раз у Джиллета и не было. Во всяком случае той суммы, которую назвал алхимик. Если честно, Джиллет ни разу в жизни даже не видел такой кучи денег.
