Сапсан, кроме прекрасно обученных отрядов Легиона, обладал и великолепно поставленной разведкой — его агенты наводнили не только Гиперборею, Пограничное Королевство и северные провинции Немедии, они под видом купцов и скупщиков рабов были повсюду в северных городах и пустошах, выискивая союзников Аквилонии, следя за недругами и ссоря между собой ваниров, асиров и киммерийцев, наблюдая за муравьиным роением пиктских племен у истоков Громовой и Черной.
Несколько лет назад Сапсану всеми правдами и неправдами удалось склонить к переговорам и в дальнейшем — к хрупкому миру все орды, племена и ватаги, которые на-ходились в постоянном боевом соприкосновении с гарнизонами Легиона.
Несколько наиболее строптивых шаек горцев и пиктов, привыкших жить набегами на аквилонскую территорию, были попросту уничтожены отрядами порубежников или вырезаны новоявленными союзниками Сапсана, такими как Атли, один из ванирских вождей. Остальные вроде бы попритихли. Но не успели боссонские и гандерландские поселенцы вздохнуть свободно и, отложив в сторону копья и луки, взяться за мотыгу и плуг, как грянула новая напасть.
Сейчас, сидя в самом сердце своего воинства за простым деревянным столом, в командирском шатре, Сапсан скривился, как от боли, вспоминая тот день, когда взмыленный конь и еле стоящий на ногах от усталости молодой гвардеец принес ему послание из столичного Магистрата по делам Северных Территорий.
Как и теперь, в тот злополучный день командир Легиона вернулся в один из временных лагерей рейдерского корпуса из ледяных объятий метели и отогревался горячим вином, просматривая карту пограничья, изломанную на углах, проткнутую во многих местах кинжалом, когда ее в лютый ветер прикалывали к щиту на привале, залитую внизу кровью одного из любимых Сапсаном младших командиров, которого пиктская отравленная стрела нашла даже сквозь прочное полотно командирского шатра.
Это было не послание, не уведомление, а категорический приказ — «собрать распыленные силы Легиона в один кулак», тем самым оголив во многих взрывоопасных участках границу, «вызвать всех командиров младшего и среднего звена из отпусков» — в которых они отродясь не бывали, «выдвинуться вглубь вражеской территории» — то бишь в безлюдные и гибельные пустоши, пройдя опасные горные теснины Южной Киммерии, — «и учредить» там-то и там-то «форпост Аквилонской Короны в виде укрепленного военного лагеря, именуемого в дальнейших посланиях Магистрата Венариумом». Ко всему этому прилагалась крайне неточно исполненная карта Киммерии с жирнымкружочком на месте, где тарантийские отцы-командиры представляли себе будущее расположение «форпоста».
Сапсан был взбешен. По дороге в столицу он загнал своего любимого боевого коня и еще двух почтовых, личная охрана безнадежно отстала от него где-то в Галпаране, едва ли не штурмуя в конном строю рогатки дозорных постов и ворота сторожевых придорожных крепостей. Он влетел в Тарантию и устремился во дворец…
Аудиенции он, разумеется, не добился. Магистрат был закрыт «для особо важного совещания», которое проводилось почему-то в пиршественной зале. Когда Сапсан вслух прошелся по поводу этого эпизода, а также столичных нравов в целом, какой-то бравый гвардейский офицер, без дела слонявшийся по дворцу, перешучиваясь с фрейлинами и зазывая перекинуться в кости часовых своего полка, вслух выразил мысль, что этих северных мужланов давно следует пороть на площадях для поддержания дисциплины в линейных полках, а именно этого пыльного и немытого субъекта надлежит пажам спустить с лестницы и там, внизу, переломать все кости, ибо ему, младшему потомку барона такого-то, зазорно марать клинок о всякую падаль.
Доведенный до белого каления командир Северного Легиона сам спустил его с парадной лестницы вместе с двумя пажами, кинувшимися сему воспрепятствовать, где внизу они и переломали себе все кости. Скандал вышел изрядный, пришлось Сапсану вспоминать, что он, помимо всего прочего, герцог Сайнийский, и будучи поставленным перед дилеммой — тюремное заключение или дуэль, отрубить кисть совершенно незнакомому вельможе, отцу того самого гвардейца. Дворянское собрание заседало за три дня его пребывания в Гарантии дважды, закидывая короля нижайшими просьбами то о четвертовании, то о колесовании позорящего рыцарское звание Сапсана.
Удовлетворения они, ясное дело, не получили, однако король Хаген, к тому времени принявший Сапсана на охоте, был настроен столичным брожением соответственно. Последовала короткая взбучка за дуэль и приказ немедленноприступить к своим обязанностям. А уж когда в разговоре промелькнула фраза про «северный форпост Аквилонской Короны», Сапсан понял, что все его надежды рухнули в одночасье — к составлению нелепого приказа приложили руку не только безымянные стратеги из Магистрата, но и сама августейшая особа. Оставалось только пытаться выполнить нелепый, чреватый серьезными жертвами и потрясениями для всего пограничья указ, при этом продолжая охранять боссонские и гандерландские поселения, или же — уйти в бесславную отставку.
Сапсан встал из-за стола, потянулся, чувствуя, как в левом плече зашевелился осколок костяной пиктской стрелы, вот уже пятую зиму говоривший заранее о пришествии в пустоши грозовых туч, и носком сапога подтолкнул в уголья полено.
Шатер его был устроен на киммерийский манер — с открытым костром внутри и сквозной дырой в куполе наверху, куда уносились дым и гарь. Полено окуталось зыбкой мглой, затрещало и мгновение спустя вспыхнуло, заалели приунывшие было уголья. Взгляд Сапсана рассеянно провожал сплетающиеся и расплетающиеся дымные струи, уносящиеся в хмурое свинцовое небо…
… Королевский Парк, полный сочной зелени, запаха восточных цветов, перегудов охотничьих рожков, звонкого заливного лая борзых и гончих, клекота соколов, рвущихся с кожаных рукавиц пажей, словно бы пропитанный густым летним солнечным цветом… и посреди этого, среди гомона разодетых в пух и прах придворных — Хаген, король Аквилонии, Золотой Лев, и прочая, и прочая… ослепительно-белый мундир гвардейца, иссиня-черный жеребец, подарок гирканского посланника из-за моря Вилайет, гонкое охотничье копье, которое второй сенешаль выдергивает из шеи еще дергающегося оленя, восторженные крики…
Полено перестало шипеть и вспыхнуло ясным чистым пламенем, и взор Сапсана вернулся из далекого от суровых будней пограничья Королевского Парка, замерев на карте… — И Аквилонская Корона, клянусь Светозарным Митрой, пожнет плоды этого безумия!
Это восклицание прозвучало в тишине неожиданно громко, полог шатра откинулся и внутрь заглянул один из порубежников; пальцы его нервно плясали на обухе топора за поясом.
