Та действительно оказалась очень высокого качества. Конечно, не осетровая, а какой-то местной рыбины. Но на вид и вкус — такая же, как осетровая.
— Что наша жи-и-и-и-и-изнь?! — провыл Колобков шаляпинским басом. — Ик-к-к-к-кра-а-а-а-а-а!!!
К сожалению, икрой закупки и ограничились. Икрой и еще кое-какими продуктами — хлеб, сахарный тростник, бататы, ящик спелых персиков. Не было времени наладить нормальные торговые связи, как в Наранно. В трюме все еще лежат товары, взятые в предыдущем порту. И даже кое-что из приобретенного на острове Бунтабу — в основном жемчуг. Большую его часть «льке Колобка» благополучно обменял на золото и серебро, но несколько пригоршней все же осталось.
Грюнлау и чернокожий купец наконец закончили расчеты и распрощались, довольные взаимовыгодной сделкой. В трюм «Чайки» погрузили две дюжины тяжелых горшков с икрой, а в кошеле юберийца прибавилось полновесных моцарен.
— Василь Василич, подымай якорь! — скомандовал Колобков, с помощью Валеры взбираясь по трапу. — Право руля!.. Лево руля!..
Фабьев никак не отреагировал на эти выкрики. Бывалый штурман, он совершенно точно не нуждается в командах сухопутной крысы, с трудом отличающей переборку от фальшборта. То, что Колобков официально является капитаном «Чайки», еще не значит, что он способен выполнять капитанские обязанности.
К счастью, Петр Иванович и сам прекрасно это понимает. Все эти его «право руля» — просто обычный выпендреж. Кому не хочется подняться на настоящий капитанский мостик и оттуда покомандовать настоящим судном? Колобкову этого хотелось с детства.
Разбогатев, он сумел осуществить давнюю мечту — можно ли его за это упрекнуть?
Поднявшись по трапу, судовладелец и капитан в одном лице сразу приуныл. На него уставилась белошерстная усатая морда с удлиненными резцами. В крохотных красных глазках светится неприкрытая враждебность.
— Хуймяк… — свирепо процедил Колобков, глядя на своего заклятого врага.
Рикардо угрожающе оттопырил верхнюю губу. С тех пор, как заклятье сумасшедшего волшебника увеличило сирийского хомячка до размеров белого медведя, Колобков возненавидел его пуще прежнего. Зато младшая дочь, напротив, стала еще сильнее обожать любимую зверушку.
— Кушай, маленький, кушай!.. — ласково приговаривала Оля, кормя гигантского хомяка с руки.
Колобкова аж передернуло. Крохотная одиннадцатилетняя девочка — и огромный белый зверь, деликатно берущий с хозяйской ладони буханку хлеба. У отца каждый раз екало сердце, когда он это видел.
За время плавания между Наранно и Чревалидо Колобков предпринял не одну попытку разлучить Олю с Рикардо. Хомяка-великана запирал в трюме, проблемную дочь — в каюте. Однако ни к чему хорошему это не приводило. Оля визжала и брыкалась, требуя вернуть драгоценного хомячка. Рикардо рычал и буйствовал, не желая расставаться с обожаемой хозяйкой.
В конце концов Колобкову пришлось смириться. Однако он распорядился, чтобы рядом с хомяком постоянно дежурил Грюнлау или Валера. И если проклятая зверюга вдруг нападет на любимую доченьку — стрелять на поражение, не жалея патронов.
— Олька, может, купить ему клетку, пока швартовы не отдали? — слабым голосом предложил Колобков. — Я тут видел хорошие клетки… там, правда, динозавров держат, но хуймяка тоже удержат… надеюсь…
— Папа, ему не нужна клетка, ему нужен ящик с песком! — пожаловалась Оля, расчесывая шерсть питомца черепаховым гребнем. — Очень большой ящик!
— Зачем? — рассеянно спросил погруженный в свои мысли Колобков.
— Затем, что он какает, папа!
— Ах да, конечно… Хуймяк какает… это проблема… — пробормотал Колобков, поворачиваясь спиной. — Хуймяк… спасу нет от этих хуймяков…
Тут его взгляд уцепился за еще одного грызуна. Семидесяти сантиметров роста, стоящего на задних лапах, с блестящей черной шерстью и длинным пушистым хвостом. Одет в короткую юбочку-кильт и кургузый кафтанчик, за спиной рюкзачок. На шее фиал с высушенным цветком.
Лайан Кграшан, путешественник из народа хумахов, обитающего на острове Малый Кхагхост. Этот пассажир подсел на яхту в Наранно. Причем подсел сам, не спросив ни у кого разрешения.
Разумный грызун вел себя на борту так, словно прожил на «Чайке» всю жизнь. Без малейшего стеснения заходил в любое помещение, обнюхивал и даже надкусывал все, что привлекало его внимание. То, что нравилось, норовил тут же прикарманить — выяснилось, что у хумахов очень вместительные защечные карманы.
Конечно, Лайана Кграшана за это не хвалили. Наоборот, постоянно шпыняли и скандалили. Ему то и дело попадало от Колобкова, от Зинаиды Михайловны, от Чертанова, от Фабьева, от Угрюмченко, от Светы и даже от Вадика с Гешкой. Хумах, похожий на пушистого Будду, каждый раз вежливо извинялся, возвращал похищенное и обещал, что больше так делать не будет.
Однако выполнять обещания даже не пытался.
— Так-так-так!.. — оживился Колобков. Кислая мина мгновенно превратилась в хищный оскал. — Это кто у нас тут такой, а?..
— Это я, капитан, — невозмутимо ответил Лайан. — Здравствуй.
— Здравствуй-здравствуй, хрен мордастый, — ласково ответил Колобков. — Я про тебя и забыл совсем. Хуймяк-заяц.
— Я не заяц, капитан. И не хомяк. Я хумах.
— Ты мне это уже раз десять говорил, — улыбнулся еще шире Колобков. — Глянь-ка — мы в порту стоим.
— Я вижу, капитан.
— Видишь? Тогда почему ты еще здесь, рожа мохнатая?
— Потому мне нужно плыть в Малый Кхагхост, капитан. И я собираюсь плыть туда на твоей самодвижущейся лодке.
— Нет, не собираешься. Ты, грызун чертов, сходишь здесь. Я обещал, что высажу тебя в первом порту? Обещал. Мужик сказал — мужик сделал. Пшел вон отседова.
— Почему я должен сойти? — вежливо поинтересовался Лайан.
— Потому что хуймяков мне на борту и так много. Безбилетники — за борт. И скажи еще спасибо, что я тебя до порта довез, а не выкинул по дороге. Это потому что я добрый. Иногда даже слишком. Давай-давай, шуруй отсюда!
— Капитан, ты хочешь сказать, что я для тебя бесполезный груз?
— Ну что ты, совсем нет. Ты вовсе не бесполезный груз.
— Спасибо, капитан.
— Ты гораздо хуже. Ты вредный груз. Кто у моей Зиночки косметичку спер? А кто у Петровича гаечный ключ стырил? А кто у Сереги мыша компьютерного прикарманил? Вот ты мне русскими словами скажи — на кой тебе все это барахло?
Лайан Кграшан неопределенно дернул усами. Он и сам толком не знал, зачем прячет за щеки совершенно ненужные ему предметы. Наверное, инстинкт, доставшийся от первобытных предков.
— Вот, кстати, пока не забыл, — вспомнил Колобков. — Пока ты еще не свалил, выворачивай карманы. Защечные. А то кто тебя знает — вдруг ты у меня паспорт стырил или еще чего. Ищи тебя потом…
