— Дурак! Что ты понимаешь! — закусив губу, Лионетта ударила его по руке. От неожиданности он разжал пальцы, и фиалки упали в пушистый снег.
— Ну вот, — потерянно сказал Ивон. — Посмотри, что ты наделала.
— Дурак! — повторила Лионетта громче и отчаянней и отступила на шаг. — Не нужны мне твои цветы! Не приноси мне их больше. И сам не подходи. Понятно?
— Значит, не пойдешь на каток? — тихо спросил он, не поднимая глаз от сиротливо лежащих в снегу никому не нужных цветов.
Вместо ответа Лионетта резко отвернулась. Подхватила юбки и быстро пошла, почти побежала к дому. Ивон вскинул голову и посмотрел ей вслед.
— Чтоб тебя бесы забрали, колдун проклятый! — процедил он сквозь зубы и длинно всхлипнул, как обиженный ребенок. И наступил башмаком на фиалки, давя их и впечатывая в снег.
— Не надо бы тебе ходить туда, дочка, — проворчала госпожа Аманда. Большими деревянными щипцами она ворочала белье в большой бадье и на Лионетту не смотрела. Бадья стояла на раскаленной дровяной печи, от которой шел жар по всей маленькой кухне.
Лионетта яростно выкручивала над тазом простыню, но при материных словах в сердцах швырнула ее в воду и предплечьем отерла вспотевший лоб.
— Мама! Что в этом плохого?
— О замужестве тебе думать пора, — вздохнула госпожа Аманда. — К женихам присматриваться, выбирать. А ты все к этому мальчишке бегаешь. Стыд-то какой!
— Где же стыд, если мы с самого детства всегда вместе?
— Добро бы он к тебе ходил, — продолжала гнуть свое госпожа Аманда. — Так ведь нет! Сама бежишь. На шею вешаешься, выставляешься. А он и не собирается на тебе жениться, и не женится никогда.
— Я и не думала об этом, — возмутилась Лионетта. — Да и почем тебе знать, что не женится? Сейчас ему всего шестнадцать, а через несколько лет…
— Через несколько лет он станет магом, — отрезала мать. — Видела ты женатого мага? А?
Лионетта не ответила. Стояла, опустив голову и повесив руки. На глаза наворачивались непрошеные слезы. Чтобы удержать их, она кусала губы. Госпожа Аманда отложила щипцы, вытерла о белоснежный передник руки и подошла к дочери. Мягко обняла ее за плечи, притянула к себе.
— Не думай о нем. Ты ведь давно знала, что будет так. Кого Богиня избрала себе в служители, тому уж не быть с людьми. А его она когда еще отметила! Он станет посвященным, так уж ему на роду написано. А ты не печалься, найди хорошего парня. Вон хоть Ивон — чем не жених? Отец ему мастерскую бы отписал, толковый ведь работник, мастером станет через год-два…
Лионетта рванулась из материнских объятий, бедром ударилась о таз с водой, едва не опрокинув его.
— Не нужен мне Ивон… не хочу…
— Глупенькая ты, — печально сказала госпожа Аманда. Она и сама едва не плакала — от жалости к дочке.
Кто же знал, чем обернется дружба детей, о которой мечтала она вместе со своей подружкой Ромили семнадцать лет назад? Им хотелось, чтобы у них родились дочки, тогда девочки могли бы стать неразлучными подружками — как их матери. Но когда у госпожи Аманды родилась девочка, а у госпожи Ромили три месяца спустя — мальчик, они решили, что вышло еще лучше: глядишь, дети не только подружатся, но и полюбят друг друга, а там и поженятся. Вот было бы славно! Они и назвали детей похожими именами, словно заранее намечая связь между ними. Сначала шло, как мечталось. Лионель и Лионетта с раннего детства были неразлучны, и с годами дружба их крепла. Матери смотрели на них и радовались. Только госпожа Ромили беспокоилась, что ее Лионель немного не от мира сего — все мечтает о чем-то, у отца из лавки книги таскает и читает тайком. Но все еще могло бы наладиться, если бы мастер Герман не решил вдруг отвести сына в храм Гесинды, Богини Мудрой.
Впрочем, случилось это далеко не «вдруг». Просто у мастера Германа однажды кончилось терпение.
* * *
Круглое безбородое лицо храмовника выражало крайнюю степень раздражения. Под нетерпеливым взглядом серых глаз покупателя мастер Герман, хозяин книжной лавки на Тополиной улице, чувствовал себя все более неуютно и вовсю проклинал мысленно медлительного отрока. С полчаса назад тот был послан с поручением в «кладовку» и до сих пор не вернулся.
— Мастер Герман! — храмовник поднялся со скамьи и размашистым шагом приблизился к прилавку. Хозяин поднял голову. — Мастер Герман, я хочу сказать, что наше братство, и я в том числе, очень уважаем вас и ваше дело. Мы всегда были рады сотрудничать с вами, но сегодня… Я не могу ждать дольше. Это уже переходит все пределы. Если вы не смогли достать заказанное нашим храмом сочинение, так и скажите, и прекратите морочить мне голову. Если же книга у вас, будьте добры доставить ее сюда немедленно.
— Прошу простить меня, — поклонился мастер Герман. Как и все обыватели, он испытывал к храмовникам почтение, гораздо более глубокое, чем к нобилям. К тому же, они заказывали очень много книг и потому являлись выгодными клиентами. — Книга здесь, но мой сын, вероятно, никак не может найти ее.
— Если она у вас, почему вы не приготовили ее заранее? — гневно вопросил храмовник. — Сколько еще можно ждать, пока вернется ваш бестолковый мальчишка?
— Пять минут, мэтр! Обождите еще пять минут, и я сам принесу вам это сочинение.
— Пять минут, и ни секундой дольше, — смилостивился храмовник. — И учтите, мастер Герман, что, несмотря на все наше уважение, мы помним, что в Аркаре имеются и другие книжные лавки.
Мастер Герман снова поклонился и отступил от прилавка к двери, которая вела в хранилище книг, или, попросту говоря, кладовку. Он так и кипел от гнева. Ну, сынок, думал он, на этот раз я уж точно тебя выдеру, клянусь Фексом! Не первый уже раз ты выкидываешь такие штуки, негодник. Долго я закрывал на это глаза, но всякому терпению приходит конец.
Мастер Герман любил сына, единственного своего отпрыска, и возлагал на него большие надежды. Он не держал мальчишку в особой строгости и даже обучил грамоте и письму, рассчитывая в будущем передать ему свое дело. И поначалу даже радовался тому, что мальчик растет таким тихим и смирным. Не шалит, не гоняет с другими мальчишками на улице, не лазает по чужим садам, а сидит себе да мечтает целыми днями вместе с соседской дочкой, своей подружкой, или читает книжки. Но чем дальше, тем больше времени он проводил за книгами и в мечтаниях. А о домашних обязанностях забывал. Не однажды случалось: мать или отец поручали ему какое-нибудь дело, а он забивался в укромный уголок с книжкой в обнимку. И теперь мастер Герман почти наверное знал, что найдет его за чтением.
В небольшой кладовке было сумрачно и прохладно. Она была так плотно заставлена шкафами, что впервые забредший в нее человек легко мог заблудиться. Мастер Герман вгляделся в сумрак и сердито крикнул:
