Всё-таки здесь была своя жизнь, но явно неорганического происхождения. Мимо меня проскользнула стеклянная змейка, имеющая кровавый окрас, а за ней следом проползли какие-то коралловидные создания. Они оказались хищниками и вмиг сожрали стеклянную красавицу. Когда в мою сторону целеустремлённо двинулась колонна животных, похожих на маленькие разрисованные танки, находящиеся на марше, я счёл за благо отступить с их пути.
Вскоре меня заинтересовал высящийся вдали постамент с какой-то скульптурой, и я решил узнать, что там такое. Дорога заняла немало времени и сил, и последние несколько сот метров пришлось добираться уже ползком. Но всё когда-нибудь кончается. С чувством победного ликования я ткнулся головой в подножие постамента, немного отдышался и, перевернувшись на спину, посмотрел наверх. Мой взгляд упёрся в немигающие змеиные глаза аспидно-чёрного дракона, сидящего на постаменте. "Привет!" — сказал я, не придумав ничего лучшего.
Пасть сказочной рептилии расползлась в жуткой ухмылке. Блин, вот это зубы! Мороз по коже стоит только представить себя в качестве драконьего обеда.
Сверху загрохотал смех. "Не бойся, Глоб, я не настолько голоден, чтобы бросаться на всё, что движется". Ко мне метнулась узкая драконья голова на длинной шее, и обнажённую кожу на груди обдало его мощное дыхание. К моему удивлению в нём не было никакого зловония. Наоборот, от дракона исходил запах свежескошенной травы, мёда… и счастья. Да-да! Безоблачного, беззаботного, такого, какое бывает только в детстве… в счастливом детстве, которого я, никогда не знал…
Я сморгнул слёзы. Второй раз плачу за всю свою сознательную жизнь.
"Бедный бесприютный волчонок, не знающий ни любви, ни радости, — мягко произнёс дракон, заглядывая мне в лицо огромными янтарно-золотыми глазами. — Если ты плачешь, значит, не всё потеряно. Что ж, я подарю тебе ту жизнь, какую ты заслуживаешь". Из его пасти вырвался клуб огня, окутавший моё тело светящимся золотым коконом.
Из сладкого забытья меня вывела дикая боль. Это осколки костей вдруг ожили и зашевелились. Тем не менее, я оставался в сознании, и даже ничто не туманило мой взгляд. Ну, надо же! Придурочная девица всё ещё была здесь и по-прежнему изображала из себя вампира. Она вставила накладные клыки, и пропорола ими мою кожу на шее, а затем присосалась к ранке. Эффект превзошёл все её ожидания. Когда эта двуногая пиявка отвалилась от меня, сломанные кости уже встали на место и срослись. Теперь дело было за более "мелкими" ранениями, типа пропоротого легкого и разорванных внутренних органов.
Пошатываясь, я поднялся на ноги и улыбнулся ошарашенной девице, — от страха она побледнела до синевы. Несмотря на темень, обострившимся зрением я без труда разглядел на её грубо размалёванном лице следы угрей и поморщился от несвежего неровного дыхания. Н-да, мой ангел, утеряв свой нимб, оказался фирменной дурнушкой.
Девица рванула было от меня, но от настоящего вампира человеку никогда не уйти. Я загородил ей дорогу.
— Дорогая прародительница, куда же ты? Я просто обязан отблагодарить тебя за спасение.
— Отвянь, козёл! Нужно было добавить тебе молотком по черепушке! Тогда бы ты навеки успокоился! — хрипло выпалила она. С истерическим визгом она выставила перед собой скрюченные пальцы, норовя вцепиться мне в глаза. Я перехватил её руки и сломал запястья. Жажда крови была невыносимой, и я в два счёта опустошил свою первую жертву.
Может, мне приглючился ангел со своими тремя законами вампиризма, но интуиция подсказывала, что их не стоит нарушать. Поэтому я постарался скрыть следы своего преступления и поискал Харлибоя. Увы. Мой железный конь безвозвратно погиб, превратившись в груду искорёженного металла. Что ж, это был преданный друг, и заслужил достойные похороны.
В машине ненормальной девицы оказался очень интересный набор колюще-режущих инструментов — мечта любого садиста. Нашлась здесь и отличная лопата, между прочим, со следами свежего глинозёма. Закончив с похоронами Харлибоя, я утоптал холмик рыхлой земли и воткнул в качестве креста покорёженный руль. "Прощай, мой верный друг!"
Предполагаемая прародительница таких почестей не удостоилась. С камнем на шее я утопил её в ближайшем водоёме. Древний драндулет, на котором она ездила, завёлся со второй попытки и я тронулся с места. По дороге к городу мою душу терзали мучительные раздумья. Я боялся ехать домой, не зная чего ожидать от самого себя. Сказки сказками, а вдруг я на самом деле впаду в кровавое бешенство и убью единственного дорогого мне человечка? Тогда жизнь потеряет всякий смысл. Я затормозил и бросил машину открытой. Обыскивать её на предмет документов девицы не имело смысла. К утру из неё вынесут всё, вплоть до руля и сидений.
По излюбленной привычке я пошёл туда, куда глаза глядят. Поздним вечером на окраине нашего провинциального, но довольно крупного города было довольно тихо и пустынно. Его жители попрятались в своих домах, и их многочисленные окна светились уютным жёлтым светом. Лишь один я был бездомным, и вместе со мной по улицам города бродила бесприютная плакса-осень. Вылилось столько воды, что на потрескавшемся асфальте образовались большие лужи, которые масляно поблескивали в свете редких тусклых фонарей.
Полнейший мрак. Я зябко передёрнул плечами и прислушался к себе, — пока не чувствовалось особых отличий от человека.
Узкая улочка, густо засаженная древними вязами с растопыренными узловатыми сучьями, то ныряла вниз, то поднималась наверх. Прихотливо петляя по взгоркам, она привела меня к высокому берегу реки, где среди деревьев одиноко высилась церковь. Выложенная из красного кирпича и увенчанная синими куполами с золотыми звёздами днём она выглядела нарядной игрушкой, но по вечерам, когда в ней не было ни света, ни людей она производила гнетущее впечатление. Начитавшись гоголевского Вия, в детстве я боялся заходить в церковь, особенно по вечерам. Почему-то немудрёная страшилка произвела на меня большое впечатление, и каждый поход в окрестности церкви вызывал в душе целую бурю эмоций.
Увы, всё уже в прошлом. Теперь во мне нет ни капли былого предвкушения чуда. Я пришёл сюда лишь затем, чтобы проверить, не врут ли легенды о вампирах. Одним махом я взлетел на крышу церкви и сел лицом к восходу. Что ж, если сгорю в лучах солнца, значит, туда мне и дорога. Время снова растянулось до бесконечности, и я впал в сонное оцепенение. На этот раз не было фантастического мира с драконом. Я заблудился во мгле безвременья. Наверно это был лимб, моё личное чистилище. Временами его серую однотонность расцвечивали яркие краски ангельского пения, и тогда моя душа взмывала к небесам. Я знаю, чей это голос. Однажды я вырвусь из липкой паутины серости, и переверну небо и землю, но найду голос моего сердца, и тогда нас никто не разлучит.
