Первое, что сказал по поводу произошедшего Пит, было старое невысокликовское ругательство. Звучало оно примерно так: «Пропади пропадом пропальная пропажа на тысячу лет». Затем капитан «Чертополоха» ощупал свою голову и глубокомысленно изрек:
— С этими дверьми, когда они не на месте, явно что-то не так. Как хотят, так и пропадают.
— И появляются, — добавил Олли, разглядывая шишку на Питовом лбу. — Хорошо, все-таки, что наши медальоны действуют.
* * *
Деревня в Задоле была сожжена. Всюду виднелись следы набега. В живых никого из переселенцев не осталось. Единственный уцелевший оказался малышом-невысокликом из того самого тюка, который несли угробаны. Замотанный в рогожу, он едва не задохнулся. Извлеченный на свет хойбами, малыш испуганно смотрел на них, размазывая по щекам крупные, с горошину слезы.
— Как тебя зовут, парень? — нарочито бодро спросил Рыжий Эрл.
— Как? — растерянно переспросил малыш.
— Ну да, как твое имя?
— Темкинс, Лило Темкинс.
Эрл потерпал малыша по голове.
— Однако досталось тебе, Лило. Ну, ничего, все обойдется. Иди к своим.
Малыш подошел к Виндибуру и снизу вверх посмотрел ему в глаза.
— Я тебя знаю. Ты Олли Громовержец?
Вдруг он обхватил Оллину ногу и прижался к ней всем тельцем.
— Ты меня не оставишь?
У Олли внутри все перевернулось, а к горлу подступил ком. Стало трудно дышать. Карие глаза малыша смотрели с такой мольбой и надеждой, что ответить что-нибудь другое было невозможно.
— Конечно же, нет.
Репейник, увидев это, только развел руками.
— Час от часу не легче… В нашей команде только младенцев не хватало. Эй, а где твои родители?
— Их больше нет, — тихонечко сказал Лило.
Олли так взглянул на Пита, что тот сразу отправился изучать окрестности.
* * *
Лило оказался очень смышленым малышом. Ему ничего не нужно было повторять или заставлять делать, если он считал это правильным. Он умел не путаться под ногами и не задавать глупых вопросов. Но когда нужно, всегда оказывался под рукой.
— Лило, иди ужинать! — говорил кто-нибудь, и мальчишка не заставлял себя ждать.
Сироту пока поселили у Уткинсов. Тина с удовольствием взялась за воспитание малыша, хоть так и не смогла определиться, кем себя считать по отношению к этому ребенку. Он вполне мог быть ее младшим братцем, а мог бы… Впрочем, для последнего ей явно не хватало нескольких лет. Но когда Тина наблюдала, как Лило играет с Олли, подобные мысли все сильнее будоражили воображение.
Даже папаша Уткинс, бурчавший время от времени что-то вроде: «Ну и скорость… Еще не поженились, а уже ребенка завели», в общем, ничего не имел против нового родственника. Часто видели, как старый да малый всерьез спорят, отстаивая свои точки зрения. «Ну, малыш и хваток! — удивлялся Уткинс. — И где только таких находят? Ни за что не сдается».
Тина только смеялась. С ней-то Лило никогда не спорил.
А между тем день свадьбы близился. Свадьбу назначили на середину последней недели июля. Событие это с нетерпением ждало все невысокликовское население. Народ был заинтригован и ожидал от чародейской женитьбы чего-то невероятного. А тут еще и Лило объявился.
Папаша Уткинс стал принимать поздравления за неделю. Даже те переселенцы, с которыми он знакомства никогда не водил, считали своим долгом раскланяться и сказать что-то хорошее. Наконец-то старого Уткинса перестали терзать сомнения, и он успокоился. «Раз общество не против, то почему я должен переживать?» — думал он в самом, что ни на есть, обывательском стиле.
* * *
Свадьба у любого народа — свадьба. Даже у гномов. Правда, вряд ли чужеродец получит большое удовольствие от присутствия на подобной церемонии третьего народа. Во всяком случае, на безудержное веселье и обильное застолье можно даже не рассчитывать.
То ли дело у невысокликов. Вся округа сбегается и начинает радоваться так, как будто каждый из гостей в этот день тоже женится или выходит замуж. Конец веселью приходит только тогда, когда последнего пирующего покинут силы. И никто не удивляется, если день на четвертый молодожены вдруг обнаружат у себя в кладовке парочку дальних родственников или друзей, продолжающих поднимать тосты.
В день свадьбы жених и невеста не должны видеть друг друга до усаживания гостей за стол. Шафер и подруга невесты приводят их к первому тосту, а самый старый невысоклик из числа почетных приглашенных связывает молодоженам руки виноградной лозой. Потом старейшина пьет первую чарку с отцом невесты, и начинается застолье…
Во дворе Уткинса на этот раз собралось раза в два больше народу, чем во время официального визита Пины. Папаша с утра начал принимать поздравления — ведь на невысокликовских свадьбах подарки дарят родителям. Подношения так и сыпались, да все какие-то пустяковые. Только Дальний Бибус приволок откуда-то огромный оркестровый барабан.
— Вот, — сказал он Уткинсу, — будешь учиться аккомпанировать.
— Кому? — удивился новоиспеченный тесть. — Тебе?
— Зачем мне? Внуку.
Пока Уткинс силился представить себя за барабаном, Лило затряс его за штаны.
— Слышь, деда, ты же глухой, вот и орешь на всю округу, потому что себя не слышишь: «Лило, иди обедать!» Теперь в барабан тихонько стукнешь, и я прибегу.
Вторая необходимая в хозяйстве вещь поступила от семейства Модлов. Это была старая пожарная каска. Папаша Модл, который, кстати, оказался старейшиной свадьбы, когда-то был бравым хойбилонским пожарным. В ответ на вопросительный взгляд Уткинса старейшина молвил: «А вдруг тебе на голову что-нибудь свалится?»
В три часа пополудни Олли Виндибур последний раз посмотрелся в зеркало. Он поправил аккуратно уложенные волосы, пышно повязанный галстук и одернул жилетку. Жилетка была особенная — ее на свадьбу одевал еще его прадед Дюк Виндибур. Тот самый школьный учитель, который оставил в наследство старому Брю таинственную половинку карты.
Деда Олли помнил и любил. Остальная же родня его мало интересовала. Тем более что почти все родственники до сих пор считали его никчемным неудачником, а теперь еще и фокусником.
— Едят меня рыбы, если передо мной не самый красивый жених в Расшире, — раздалось над ухом.
Олли рассмеялся.
— Опять ты, Брю, возникаешь непонятно откуда, да еще заставляешь вздрагивать.
— Кхе-хе! Придется потерпеть. Такие уж у нас, привидений, повадки, задави их трепанг, — кашлянул паромщик, выпустив изо рта дымное колечко.
Олли повернулся перед зеркалом, пытаясь осмотреть себя сзади, и осторожно спросил:
