- Мир вам, добрые люди, - проговорила Каля, глядя на испуганно вскинувшихся слуг. Сухой, сморщенный старик, подслеповато щурившийся на пришелицу, ответил за всех.
- Мир и тебе, милсдарыня, - остальные молчали, только испытывающе глядели на Калю, ловя каждое движение незнакомки. - По делу, видать, ты приехала, только не принимает светлый комес сейчас, должны были тебе во дворе сказать.
- Сказали, - кивнула Сколопендра, опираясь о грубо сколоченный стол. - Токмо шибко мне ваш владетель нужен. Издали к нему ехала, чтобы теперь обратно вертать.
Слуги заметно расслабились. Просторечный говор и манеры незнакомки растопили недоверие и настороженность. Сколопендра улыбалась, говорила без гонора, да и выглядела не только как зажиточная странница, а как девица, не понаслышке знавшая о кметской жизни.
- Не принимает, все одно, шляхтич наш, - вздохнула одна из женщин, принимаясь сматывать шитье. - Добро бы, коли в конце месяца смог на людей глядеть.
Каля повела головой. Странные дела творились в богатых и процветающих землях комеса: при всем достатке, кметы явно чего-то побаивались.
- Али он бьет вас?
Ответом ей были недоуменные взгляды и испуганные улыбки молодых служанок.
- Что ты, милсдарыня, - покачал головой старик. - Казимир добрый хозяин, ласковый... Токмо... токмо как находит на него, лучше не ходить, да на глаза к ему не попадаться.
Сколопендра подошла ближе, останавливаясь перед старым кметом.
- Расскажи мне, - попросила она, - с делом я к нему приехала, и без ответов не уеду. Где мне найти вашего комеса, добрые люди? Не наврежу я вам, и вины ваше в том не будет. Сама пойду к нему, и за вас заступлюсь.
Старик поежился, перекинулся с остальными тревожным взглядом. Женщины пошептались, и затем поднялась та, что сидела с шитьем.
- Не хочу греха на душу брать, да видать тебе, милсдарыня путница, и впрямь нужда великая припала, коли ты нашего комеса хочешь теперича видеть... Пойдем, покажу куда иттить тебе надобно. Только... оружие тут оставь. Хоч и силен наш комес, да не боится гостей своих, а не след к нему оборуженной входить. Не ровен час - беда случится.
Пожав плечами, Каля оставила лук. Отстегнув, уложила ножны с коротким мечом. Женщина вышла через другую дверь, не забыв как подобает уложить свое шитье. Каля вышагивала с ней рядом, оглядываясь по сторонам. Коридоры, залы и покои, мимо которых вела ее прислужница, казались убранными, но нежилыми. Да и сам большой замок Выжигских комесов ровно повымер. Кале такое было непривычно. По всему видать, холостой да бездетный комес был до того непритязателен в своем вельможном быту, что даже те немногочисленные слуги, на которых наткнулась Сколопендра, готовили да обстирывали даже не его, а, скорее, замковую стражу.
Каля ждала, что безмолвная проводница повернет направо, к вельможным покоям, но та прошла дальше, туда, где располагались хозяйственные помещения. Остановившись перед дверью, ранее как будто бы ведшей в замковые прачечные, служанка остановилась, и обернулась к Сколопендре.
- Дальше сами найдете, милсдарыня, - понизив голос, пояснила она. - Как пройдете комнату, аккурат за следующей дверью в самую купальню попадете. Кормилец-то наш там со вчерашнего вечера пропадает.
- Со вчерашнего вечера? В купальне? - Ушам своим не поверила Каля. - Что ж вы, никого не пошлете, чтоб хоть узнать, жив ли ваш комес! Да он там утоп!
Проводница замотала головой, попятившись.
- Не могет он утопнуть, милсдарыня. Живой он, да неужель не слышите?
Пылая возмущением, Каля прислушалась. И вправду, сгашенные толщиной добротных стен, из-за двери доносились какие-то звуки. Но трудно было себе представить, чтобы их мог издавать Казимир.
- Лютует кормилец, - делая охоронный жест рукой, тем временем пробормотала проводница. - Ну, так токма второй день-то пьеть. Не меньше седьмицы должно пройтить, пока он успокоится.
- А чего он вообще пьет-то? - Осведомилась Каля, с изумлением вслушиваясь в крепкие ругательства, коие сумела разобрать среди прочего крика, да треска бьющейся глиняной посуды.
- А кто его разберет, милсдарыня, - женщина пожала плечами, явно желая уже оставить гостью, и вернуться в людскую. - Как домой вернется, так и пьеть. Да много так, милосердные боги! Никогда не видала, чтоб кто так пил. И того... милсдарыня, - тут голос служанки сошел до шепота. - Вы там... поосторожнее с его светлостью. Он когда буйный... чего угодно могет... а силы у него на четверых хватает, откуда только что берется. Поостереглися б вы входить, а то у двери стойте, чтобы, знатчица, ежели кинется все-таки, так выскочить смогли бы. Он сам так и упреждал нас, коли по совсем уж неотложному делу зайти надо будя... А вы женчина молодая да справная... мало ли ведать, что ему в голову взбредет, да простят меня боги...
За дверью грохнуло. Сколопендра вздела бровь.
- Ладно, не беспокойся, - проговорила она, берясь за кольцо. - Справлюсь как-нить с вашим комесом. Знаю его маленько, ужо сумею совладать.
- Помоги вам боги, милсдарыня.
***
Дверь за Калиной спиной грюкнула, плотно прикрывшись. Девушка оказалась в небольшой узкой комнате, в которой не было ничего кроме двух широких низких лавок, да нескольких винных бочонков в углу. На одной из лавок в беспорядке громоздилась мятая и грязная одежа, да валялись пыльные сапоги. Видать, слуги настолько боялись входить к господину, что со вчерашнего дня даже не принесли ему чистого. Каля еще раз вызвала перед мысленным взором облик Казимира и пожала плечами. Образ спокойного и выдержанного рыцаря, спасшего ее от поругания подлыми холопами, да и вообще завсегда выказывающего более всего сдержанность и терпение на все ее выходки, никак не вязался с тем, что ей приходилось слышать за следующей дверью. На миг ей даже расхотелось входить, когда вслед за крепким ругательством до слуха ее донесся смех. То не был раскатистый мужской хохот, который довелось ей услышать от Казимира однажды. Смех комеса более всего походил на хихиканье безумца. Что-то опять грохнуло со страшной силой и вдруг все смолкло.
Осторожно приблизившись к следующей двери, Сколопендра глубоко вдохнула, и распахнула ее, готовя ко всему. Однако увиденное все равно поразило.
