Мартин инстинктивно отодвинулся. Раб сел и начал есть, давясь и вздрагивая.
— Как тебя зовут? — спросила его Дин.
Лично меня это интересует в последнюю очередь, подумал Мартин, однако ему волей-неволей пришлось принять к сведению, что свои девять кровных серебряных монет он выложил за человека по имени Исангард и что этому Исангарду, видите ли, двадцать три года.
Девочка, выслушав все это, важно кивнула.
— Можешь называть меня Дин.
Дин. Имена здесь у людей — одно другого хлеще. Вернее всего, что Дин
— не имя, а прозвище. В Аш-Шахба любят давать прозвища на древнем диалекте. Вероятно, «Дин» не означает ничего нового — что-нибудь вроде «Речного Лотоса» или «Колокольчика Моей Души».
А этот побитый пес влюбленно уставился на нее:
— Да, госпожа Дин.
Тонкий палец ткнул в небо:
— Не «госпожа Дин», а просто Дин.
Мартин решил вмешаться в их задушевную беседу.
— Как настроение, малышка? — развязно спросил он. — Покорим колбасные ряды?
Девочка покачала головой.
— Я пришла сказать тебе, что сегодня я танцевать не буду.
— Это почему еще?
— Сегодня не хочу.
Мартин покусал губы. Вот так. Не хочет. Так просто. Ни запугать, ни заставить ее он не мог. Просить же это косоглазое существо бесполезно.
Ладно. Мартин поднялся на ноги. Девочка вынула персик и равнодушно принялась его грызть.
— Вчера ты потратила девять монет, — сказал Мартин с нажимом.
— Ну и что? — спросила Дин, лениво подняв к нему глаза. — Я заработала тебе больше, чем потратила.
Мартин резким движением схватил раба за шиворот и сильно встряхнул.
— Если ты не собираешься сегодня выступать, — отчетливо произнес Мартин, — то на битом стекле будет танцевать эта обезьяна.
Дин сказала с набитым ртом:
— Отпусти его, Мартин.
Мартин разжал пальцы.
— Меня тошнит от него, — сказал он искренне.
Дин забросила косточку от персика на крышу ночлежки.
— Вот и хорошо, — заявила она, обтирая рот. — Я забираю его. Он мне нужен. Иди, Мартин. Я буду у Афзы. До вечера.
— Твоя Афза — старая ведьма, — проворчал Мартин, сдаваясь. — До вечера, кроха.
Дин проводила его недобрым взглядом.
Заложив руки за пояс, Исангард следил за ней встревоженными темными глазами. Девочка легко поднялась и с важностью кивнула своему рабу:
— Иди за мной.
И зашагала по направлению к лавке Афзы.
Мартин ел сливы и плевался косточками в пыль. Он чувствовал, что не может больше оставаться в этом дурацком городе. Дин решила его бросить — тьфу! — но это ее личное дело — тьфу! — а он, Мартин, перейдет через Белые Горы и попытает счастья в Хаддахе — тьфу!
— Угости сливкой, — сказал над его ухом тонкий голос.
Мартин, не глядя, сунул через плечо несколько слив. Голос принадлежал знакомому жулику, старинному приятелю Мартина. Они вместе ходили за листьями ката.
Жулик присел рядом с Мартином.
— Сегодня не поешь?
— Неохота, — буркнул Мартин.
— А где твоя малышка?
— Для начала, малышка не моя. Я не совращаю малолеток.
— Что, сбежала? — проницательно просил жулик.
— Да ну ее! — в сердцах ответил Мартин. Хоть кому-то он мог излить свою душу. Правда, в сочувствии жулика черной ночной змеей таилось злорадство, но других слушателей у Мартина все равно не было. — Она потратила вчера кучу денег на гору хлама. И как я ей отдал их — сам не понимаю… А сегодня с утра заявила мне, что не желает танцевать. Вот ведь вобла сушеная.
— Ну и плюнь ты на нее, — посоветовал жулик дружески. — Ты мужчина, а она всего лишь девчонка.
— Мне деньги нужны, — сказал Мартин.
— Дай еще сливу, — попросил жулик. — Не жмись, дай.
Мартин сунул в его мягкую ладонь еще две сливы. Жулик покрутил их в пальцах и заметил с горечью:
— Порченную дал. Жмот ты все-таки, Мартин… А говоришь, что профессиональный революционер.
— Жри, жри, не разбирайся, — посоветовал Мартин. — И не трогай мои светлые идеалы своими грязными лапами.
Жулик со скорбным видом последовал совету.
Солнце припекало все сильнее. Сотворив извинительное заклинание, жулик выбросил косточки в пыль.
— Что ты там бормочешь? — спросил Мартин подозрительно.
— Прошу прощения у духа на тот случай, если потревожил его.
— Вы тут все ненормальные. — Мартин встал.
Жулик тоже лениво поднялся, обтирая пальцы о штаны.
— Ты чего заводишься? — спросил он. — Чего тебе не хватает?
— ДЕНЕГ! — был ответ.
Жулик отпихнул Мартина локтем.
— Ты сам ненормальный. Денег, говоришь, тебе надо? И много?
— Много.
— Мне тоже надо, — успокаивающе сказал жулик. — Только мне надо мало.
— Он поковырял в ухе так энергично, что Мартину стало не по себе. — Знаешь что, — заявил он наконец, — я тебе кое-что расскажу. За деньги. Ты мне две монеты, я тебе — клад.
— Ты сожрал моих слив на три клада.
Жулик обиделся.
— Жадина аланская, — произнес он с достоинством.
— Трепло шахбинское, — отозвался Мартин.
Они немного помолчали, не желая ни ссориться, ни расставаться. Наконец жулик заметил:
— Между прочим, дело замечательное. Красивое и простое. Одна серебряная монета, подумай, Мартин, — и ты богат до конца своих дней.
Мартин протянул ему монету. Не веря глазам, жулик взял, подержал ее на ладони, потом сжал в кулаке и хмыкнул.
— Тебя, видно, совсем прижало, тенор. Ну ладно, слушай. Кое-кто считает, что это пустые разговоры, но я так не думаю. Известно ли тебе, кому принадлежат город Аш-Шахба и пустыня до западного склона Белых Гор?
— Царю Ирдуку или как там его…
— При чем тут царь… — Жулик поморщился. — Царь — он пришел и ушел. Нет, я спрашиваю тебя о богах, которые здесь всесильны.
— Еще богов ваших дурацких запоминать! Ты от меня слишком многого хочешь.
— Я от тебя ничего не хочу. Плевал я на тебя, — искренне ответил жулик. — Но не зная наших богов, ты ничего не поймешь в нашей жизни. И клада без них тебе не видать.
— Обучи меня тогда уж заодно и заклинаниям, — посоветовал Мартин ядовито. — Два притопа, три прихлопа…
Жулик закатил глаза.
— Я больше ни слова тебе не скажу.
— Ну и не говори!
Хихикнув, жулик показал Мартину серебряную монету.
— И это тебе не отдам.
— Отдай! — разъярился Мартин.
— Мартин, имей в виду: за алана здесь никто не вступится, — предупредил жулик. — Советую, как друг: смирись и выслушай мой рассказ до конца.
— Ты нажевался ката. Я тебя властям сдам, — сказал Мартин.
— Ты сам наркоман. Вот осел, клянусь ладонью Алат!
Поразмыслив, Мартин сдался.
— Ладно, бреши дальше.
