— Река-яд… Я не верю в это, конечно, — тут же поспешно добавил я и искоса взгля-нул на него. Он усмехнулся.
— Ладно, идем. Тебе боязно выходить из города? Ты, прав, Слид — малоприятная речка. Но ядовитые пары добрались и сюда. Видишь, как тут "весело".
— А раньше что, иначе было? — хмуро осведомился я. Сметная тревога отчего-то усилилась.
— Лучше, — твердо произнес он. — Но не в этом времени. В том, которого нет и те-перь уже и не было.
Я с изумлением глянул на него.
— Впрочем, я могу лишь интуитивно создавать образ того города, что существовал бы ранее, — все тем же отрешенно-спокойным голосом продолжал он. — Судить по твоей внутренней памяти.
И он уверенно зашагал вперед, а я, от недоумения не зная, что спросить, поплелся за ним.
— Кто ты? — вдруг выпалил я, когда мы подошли к пределу города.
— Чужой бог, — прозвучал серьезный ответ.
А я с ужасом осознал, что сказанное им — правда.
Х Х Х
Город кончился. Мы стояли перед подобием каменных ворот, и я медлил, не ре-шаясь идти дальше. Я был за пределами города всего пару раз, еще мальчишкой с другими такими же сорванцами. Там дальше — зал Музыки, а потом… Что потом — никто не знал. Или не говорил. Во всяком случае, мы даже в своей шалости не стали пресекать пределов Зала Музыки.
Город — он всегда мрачный, холодный, промозглый… В нем сыро и тоскливо. Зал Музыки ярок, там пахнет чем-то жгуче-сладким и слышатся причудливые мелодии, однако… Есть в нем нечто, заставляющее всех сторониться этого, казалось бы, чу-десного края. В нем есть речка Слид.
Я до сих пор помню эту реку. Довольно широкая, бурая, мутная, в ней бурлила какая-то неведомая мне жизнь. И запах… Въедливый тошнотворный запах, пресле-дующий тебя потом.
— Идем, — негромко проговорил мой спутник. Я вздрогнул, я не успел еще прийти в себя после его признания (или глупой шутки?!) и теперь посматривал в его сторону с тревогой и опаской.
Он смотрел на меня молча, серьезно. Стройный, подтянутый, высокий (но не вы-ше меня, а даже ниже), он был чересчур красив. Не выдержав его взгляда, я сердито отвернулся. Правда, трудно сказать, на кого я сердился — на него за невозмутимость или себя за нерешительность.
— Идем, — раздраженно и твердо сказал я и, приблизившись к воротам, прошел сквозь них. Легкая вибрирующая пелена, отделяющая Город от Зала Музыки, на миг пронзила меня всего, в голове раздался звон, и сильно застучало в висках…
Х Х Х
Разительное отличие, сразу бросающееся в глаза — яркий свет, наполняющий про-странство. Я зажмурился, привыкая к новому освещению, и, не открывая глаз, с на-слаждением вдохнул теплый, напоенный какими-то неведомыми городу ароматами, воздух. Расслабившись и даже чуть улыбаясь, я вот так и стоял пару мгновений, м не совершенно не хотелось двигаться и тем более открывать глаза. Наверное, пото-му что открой я глаза — и очарование этого края поблекнет перед мрачной, бурля-щей бурой рекой, которая (насколько я помнил) тянулась неподалеку от входа.
— Вот он какой, Зал музыки… — вывел меня из прострации задумчивый голос моего спутника. Я нехотя открыл глаза и, конечно, сразу же наткнулся взглядом на вид-неющуюся вдали коричневую мутную полосу. Я поморщился и резко отвернулся.
— Интересно, почему это место называют Залом Музыки? — осведомился я, чтобы развеять мрачные мысли, нагнанные рекой. При этом я критически оглядел просто-рный зеленый луг, пытаясь не замечать Слид.
— Я давно обнаружил в душе Льва тягу к музыке, — задумчиво отозвался мой новый знакомый. — Должно быть, звуки гармонии — это своеобразная грань между внеш-ним и внутренним, сознанием и подсознанием…
Я с изумлением уставился на него, ничего не понимая.
— Какой Лев? — с подозрением спросил я. Он рассеянно глянул на меня и, вдруг словно очнувшись, несколько натянуто рассмеялся.
— Да, так… Мысли вслух. Позже, наверно, я расскажу тебе кое-что. А пока… Пройдемся к Слиду?
Я поежился. Подобная перспектива не вызвала во мне воодушевления.
— Зачем? — деланно равнодушно отозвался я, искоса поглядывая не реку.
— Я покажу тебе кое-что, — загадочно улыбнулся он. Правда, улыбка тут же со-скользнула я его губ, и он чуть поморщился. — Впрочем, улыбаюсь я зря. Ничего приятного там нет. Но зрелище полезное. А потом поговорим.
Он произнес это спокойно и даже как-то жестко. От его слов мне сделалось не по себе, и я не нашел достойный ответ. Помолчал и смущенно спросил:
— Слушай, а как тебя хоть зовут? А, чужой бог?
Он слегка повернул голову и задумчиво закусил губу. Между густых бровей про-легла складка.
— Я еще не придумал, — с легким смешком признался знакомый незнакомец. Я не-доверчиво хмыкнул, но спорить не стал. Этот странный человек уже начал нравить-ся мне, хотя что-то в нем продолжало вызывать смутную тревогу.
— Хорошо, пусть будет Господин, — с издевкой произнес я вслух, пытаясь вернуть себе самоуверенность. Мой собеседник нахмурился. — Ты ведь мнишь себя божест-вом.
Он резко вскинул голову, и в глазах его вспыхнул гнев.
— Я — не господин! — резко бросил он, сузив глаза.
Я ухмыльнулся, довольный результатом (наконец-то пробил брешь в броне его спокойствия!):
— Нет уж, Наставник. Вы хоть и чужой бог, а все же Господин! — и, сказав это, я отчего-то ощутил непонятное мне самому удовлетворение.
Х Х Х
Около реки было душно, и в пространстве разливался едкий въедливый запах. Я закашлялся и, отвернувшись, сощурился, пытаясь преодолеть жжение в глазах.
— Смотри, — раздался позади меня голос Господина. Я нехотя обернулся. Мой друг (потому как с этого момента я считал его по меньшей мере добрым приятелем) сто-ял перед рекой, упершись левой рукой во влажную красноватую глину.
— Ты смотрел когда-нибудь в Слид? — негромко спросил он. Я поежился и кивнул, невольно припоминая, как давным-давно с ребятами с любопытством глянул в бу-рые воды Слида. Больше мы этого не повторяли. И никогда я не смогу забыть этот черный провал — должно быть, чье-то лицо без четких очертаний…
— Да, смотрел, — глухо озвучил я свои мысли.
— Тогда ты видел того, кто нарушил равновесие в Вашей Вселенной, — продолжал литься спокойный, даже как будто отрешенный голос Господина.
Я хмуро пожал плечами. Удивляться просто не было сил, Слид словно вытянул из меня частицу жизни. Удушливый запах и духота вызывали дурноту, и слегка кру-жилась голова. Сквозь смутную пелену, вызванную плохим самочувствием, я уви-дел, как Господин (я в шутку действительно стал называть его так) нагнулся и под-нес было руку к воде. Его ладонь наверняка погрузилась бы в маслянистую густую жижу, но мой немного испуганный окрик остановил его:
