— Я тоже, — прошептал Гоша, так и не почистив зубы, и отправился на кухню.
В глубокой задумчивости Каджи прошествовал по коридору, слегка почесывая обнаруженную шишку, и на повороте в кухню едва не сшиб любимую бабушкину вазу. Она стояла на невысокой подставке, хрупко собранной из трех тонких металлических ножек и привернутой к ним пластмассовой площадки. Та, бедная, едва успела отскочить подальше в сторону, смешно согнув в прыжке свои ножки.
— Извини, — обреченно-вежливо буркнул парнишка, проходя мимо.
Подставка так же вежливо кивнула ему в ответ, заставив подпрыгнуть и поклониться стоявшую на ней вазу. А затем она мгновенно вернулась на свое прежнее место.
Гоша вздрогнул слегка, потер кулаками глаза, а потом, непонимающе пожав плечами, толкнул дверь в кухню. И замер на пороге как вкопанный.
Это была определенно их кухня. Но в то же время абсолютно, ну совершенно чужая. Словно она явилась сюда из другого мира, с другой планеты, от черта лысого.
Старенький радиоприемник, висевший на гвоздочке, вбитом в стенку, всегда раньше что-то тихонько или напевал или бормотал невнятно, похрипывая и потрескивая. А теперь он, видишь ли, спокойно себе дремал, прищурив глазки и никого не трогая. Правда стоило ему только услышать, что дверь кухни открылась, как он изобразил из хромированных металлических накладок жизнерадостную улыбку и слишком уж бодро распахнул глаза. А потом повозился на гвоздике, устраиваясь поудобнее, и дружелюбным басом пророкотал приглушенно, слегка заикаясь:
— Если с-собираешься н-на улицу выйти, Г-Г-Гоша, я бы советовал тебе надеть х-хотя бы штаны. Сейчас к-конечно лето и все т-такое, но, видишь ли, у м-маглов как-то не принято разгуливать по улицам в-в трусах. Даже утром… — Приемник выдержал короткую театральную паузу и добавил со смешком: — У м-магов т-тоже.
Затем подмигнул и, слегка прищурившись, перешел на задушевный баритон:
— А в-вообще-то, с днем рождения, Г-Г-Гоша Каджи! С од-диннадцатилетием.
И ни к селу, ни к городу запел голосами мультяшных героев, которых Гоша терпеть не мог:
— Happy…
— Заткнись, — угрюмо прошипел мальчишка и подошел к обеденному столу, накрытому простой хлопчатобумажной скатеркой. Изображенное в ее центре примитивно-детское солнышко радостно заулыбалось, поигрывая лучиками и сконфужено хлопая ресничками, и поинтересовалось тонким девчоночьим голоском:
— Завтракать будешь? Могу предложить, по секрету, заказывай все что хочешь, — и, помолчав секунду, добавило, смущенно хихикая: — Пока бабушки дома нет.
— А ну цыц, самобраночка! Посбивай мне тут парня с пути.
В дальнем углу, словно прямо из стены появился не пойми кто. Роста Гоше чуть выше пояса, голова лысая, уши как у эльфа торчком и с кисточками на кончиках. На лице примечательным было все. Если только это вообще можно назвать лицом. Нос тонкий и длинный, словно у комара-переростка. Глаза по сравнению со всем остальным просто огромные. И цвет их тоже поражал, трудно поддаваясь описанию. Золотисто-рыже-солнечные. И добрые до безобразия. Губы тонкие, будто две ниточки.
А уж одет как странно. Сапоги очень хорошего фасона, высокие, слегка под старину. Но вот только были они какие-то слегка мохнатые и облезлые, словно сшили их из крысиных шкурок. В сапоги заправлены штаны бледно-синего цвета, очень напоминающие по форме шаровары. Поверх них ярко-красная косоворотка навыпуск, подпоясанная… Не угадали. Не кушаком, а изящной на вид плеткой-трехвосткой с разинутыми змеиными пастями на кончиках.
Гоша остолбенело замер с открытым ртом, вот только слова где-то потерялись по пути.
А существо довольно-таки неуклюже поклонилось, дотронувшись рукой с длинными кривоватыми пальцами до чисто подметенного пола.
— Прохор, — произнесло оно и выпрямилось, взглянув прямо в глаза Гоше. — Домовой Прохор.
Затем он подумал о чем-то своем, почесывая пятерней затылок, и добавил весомо:
— Почитай, годков двести с очень большим гаком верой и правдой служу семье Стрикт. — И тут же продолжил совсем без перехода: — Бабуля тебе записку перед уходом оставила. Вообще-то она ненадолго ушла и не думала, что ты СЕГОДНЯ так рано проснешься. Это уж на всякий случай. А вишь, пригодилась. Вот только куда ж она проклятая девалась?
Домовой поозирался по сторонам, но записка к его удивлению сама не появилась из небытия. Лицо Прохора и до этого не блиставшее красотой еще больше сморщилось озадаченно, намеки бровей нахмурились, а рука чуть ли не по локоть погрузилась в пучину кармана штанов. Через несколько секунд, показавшихся Каджи тягучими, как вареная сгущенка, лицо домового разгладилось. А на тонких губах проявилась хитроватая улыбочка пирата, выхлебывавшего за раз огромную кружку рома тайком от сообщников.
— Вот она где пряталась. Вечно с ними так, с записками этими. Положишь их на стол, а обнаруживаешь потом почему-то в карманах штанов.
Продолжая еще что-то в этом же роде бормотать, он сунул (не сказать что слегка) ошарашенному происходящим Гоше записку в руку. Листок на удивление выглядел абсолютно гладким, словно его только что вырвали из тетради, а не вытащили из штанов. Домовой Прохор тем временем уже мгновенно переключил свое внимание на раковину. Вода там все еще продолжала литься, а вот пара щеток, до этого азартно намывавших посуду, замерли на месте.
— Чего рты раззявили, дурехи?! Первый раз, что ли молодого хозяина увидели? А ну, живо за дело!
Щетки виновато вздрогнули и, явно перешептываясь между собой о чем-то, еще более усердно принялись надраивать до блеска тарелки и бокалы, зависшие под струями воды из крана. Тот тоже оказался совсем необычным. Словно бесстрашный тореадор, дразнящий пышущего пламенем быка, он изящно вращался то в одну, то в другую сторону. И хотя зрелище выглядело изящным, но оно было настолько быстрым, что поток воды успевал постоянно лить сразу на обе щетки.
Радио на своем гвоздике тоже не осталось безучастным к происходящему и сравнительно громко принялось воспроизводить инструментальную пьесу на мотив популярной давным-давно песни группы «Boney M» о Григории Распутине. Только побыстрее, чтобы поспевать в такт движениям крана. Все вместе это выглядело странно, но очень забавно.
Вот только совсем уже ошалевшему Каджи впечатлений хватило через край. И парнишка почти бегом отправился в свою комнату, зажав уши ладонями и тихо приговаривая:
— Все. Дочитался. Домечтался. Сошел с ума. Все…
Повторяя одно и то же по кругу, он все равно смог напоследок услышать, уже переступая порог кухни, как холодильник интересуется непонимающе-обиженным тоном у остальных:
