Я хочу узнать одну крайне важную вещь — если бы мы были за одно с темняками, так почему бы нам не пропустить их город? Скажешь, защитный экран? Чушь, неужели бы я не нашел в архивах способ его обойти? Да и потом, мы ведь сами должны были бы стать темнякми, но почему-то Безымянные спокойно находятся без всякого вреда на Летающем Городе, ходят через щит? Что ж, мы, такие, почему бы не открыли двери своим друзьям? И неужели бы мы не перезаражали всех небожителей за тысячелетия существования непокорных, а?
И самое главное — почему ты до сих пор жив? Почему клятва не работает? Может, Триада врет и об этом? Ведь ты уже давно нарушил свою присягу, и не сошел с ума, меня слушаешь, и, готов поспорить, уже сопоставляешь факты. Эта присяга существует только у вас в голове. Подумай, нелепо бы было, если бы человек умирал только от того, что он боится Фреди Крюгера, киношного злодея, а? Вот также глуп и твой страх, твоя клятва — только твоя совесть и твое понимание, она давно уже пережила себя. Она, как всякая магия, рассеялась со временем.
А зачем же темняки охотятся за людьми, если они наши, а значит и их тоже создания? Вот это самое глупое, что придумали советники. Если же люди испорчены, как же должны темняки их кушать? Немного не стыкуется и то, что вера — ваша энергия, которую Летающий город собирает с Земли, берется с каждого человека, а значит, вы автоматически берете энергию и с нас, так называемых, нечистых. Фигня полная, на мой взгляд. Если б я был злодеем, я бы придумал что-нибудь по существеннее, уж точно. Что за теории, если достаточно иметь хоть чуть ума и правильно слушать, можно разбить за пять минут? Наверное, власть способствует общей деградации. Для разнообразия, попробуй развеять мои теории, я даже могу их тебе в письменном виде предложить, хочешь? Да я их и так оставлю, вроде как для расширения твоего кругозора. Прямо сейчас за дневниками сбегаю, так у меня есть интересные заметки, прочитай, это наводит на мысли…
Эл в общей сложности, просидел у архангела не больше пятнадцати минут. После монолога сходил за своей тетрадью, выдернул те страницы, которые приходились на недели его болезни, тихонечко положил на край больничной койки и решил оставить его одного.
Улыбаясь встречным сотрудникам в коридорах, отпуская приветствия, Эл протопал к выходу. В корпусе ему делать было не чего.
На улице стояла теплая, сухая погода, несмотря на октябрь, обещанных дождей не было, так коротенькие, на пять минут, их и в серьез-то не воспринимали. Грустное солнце высветило бриллиантами стекло витрины, мимо которой ангел как раз проходи. Он глянул в стекло.
Кто оттуда смотрел? Разве он? Нет, раньше тут бы отразился высокий юноша с золотыми волосами, распущенными, наверняка, с челкой, закрывающей лукавый карий глаз, а другой бы улыбался. Наверняка, он бы не выделялся среди толпы, одетый как люди.
Сейчас ангел смотрел в витрину и не переставал удивляться, какой же он все же хрупкий и беззащитный, который до этого тащил на себе судьбы многих. Усталое лицо, поникший вид. Куртка расстегнута, под ней ничего нет, белый шарф неопределенно болтается на шее — то ли завязан, то ли нет. Настоящий книжный романтик с задумчивым и несчастным видом. Вот только было ему не до романтики.
Болели многочисленные заживающие раны, не отвлекающие, но создававшие общий разбитый фон, декорации для души. Опаленные волосы не были золотыми, только местами, слева, где была длинная челка, волосы стали пепельными, если не седыми. Нелепые, неровные царапины на скуле, там, где недавно был ожог. А взгляд такой, будто завтра конец света, а ты только-только начал жить…
И конечно, черные крылья, как всегда полуразвенутые, делавшие его похожим на мрачного вестника смерти из легенд. Тот тоже имел черные крылья ангела, и являлся любому перед самой смертью. Говорят, эта зараза тоже любит злорадствовать. Кто говорит, только не понятно. Видят-то его только умирающие…
Эл попытался улыбнуться и понять, что же в этом так напугало архангела? Не из-за его внешности, и не из-за его известности имени же он испугался так?
Эл вгляделся в отражение и оценил натянутую улыбку. Хреново, конечно, как иначе, когда тебя заставляют улыбаться, а на душе будто что-то давно протухло… нет ни капли хорошего настроения, нет желания что-то делать. Улыбка мутная, тоскливая, натянутая, как юбка на манекен, причем не по размеру. Какой из него вдохновитель, если он как…?
Доминга взлохматил рукой и без того лохматые волосы, вздохнул и отвернулся от витрины, продолжил путь по городу. Этот маленький городок, даже не подозревающий о том, что стал центром действий многочисленных глобальных сил, после прорыва очень изменился. В основном, в сторону развалин: многие здания были частично разрушены, хотя самые сильные повреждения получила все та же многострадальная больница. Хорошо хоть еще этот её блок собирались предать капитальному ремонту, поэтому людей там не было. Зато сотрудников и неспящих горожан было убито много. По телевидению рассказывали, что всему виной пожары, кто-то с умным видом рассуждал о террористах. Вот у этого дома, например, верхний этаж с левой стороны бы взорван. А местный храм лишился большей части стекол и строительных лесов. Пара домов в частном секторе были сожжены, по счастью, без их жильцов. Что ни говори, а были разрушения и посерьезней, и люди были этим очень обеспокоены. Бытовали даже версии об инопланетянах и метеоритах.
Эл оглядел наполовину пустую улицу, наткнулся взглядом на старушку, с огорченным лицом считающую мелочь перед входом в продуктовый магазин. На раскрытой ладони передвигает монеты и качает головой. У ангела защемило сердце. Как всякое существо с обостренными чувствами, не только справедливостью, ему непременно захотелось помощь совершенно бескорыстно, хотя он и понимал, что за это бабушка даст ему своей энергии и не пожалеет. Не осознано, вместе с благодарностью. Эл просто хотел помочь хоть кому-то, хоть чуть-чуть сбросить тоску с души пониманием того, что он все же нужен хотя бы этой женщине.
Ангел быстро подошел к ней, чуть приобнял рукой за плечи сгорбленную фигуру, другой рукой вытащил деньги из кармана джинс. Ему было все равно, сколько именно там, ведь деньги ему не нужны.
— Вот, возьмите, — тихо прошептал он, касаясь крыльями вздрогнувших плеч. Старушка обернулась, как только он отступил, наткнулась на грустные глаза и усталую, но на этот раз искреннюю улыбку, размашисто перекрестилась, и ответила:
— Благослови тебя Господи…
И Эл ощутил так долго ускользавший праздник, нещадными пинками гнавшего отчаянье, о котором болтал Легор. Чуть склонив голову в благодарность за подаренную силу, Эл продолжил прогулку по улице. Он увидел мамашу с коляской, в которой надрывно плакал ребенок, несмотря на все уговоры матери. Эл обернулся, пройдя чуть дальше их, подмигнул ребенку. Двухлетний малыш и думать забыл про слезы, во все глаза смотря на "крылатого дядю". Женщина удивленно обернулась, благодарно улыбнулась ангелу. Тот только поднес руку к губам, и так же, как и старушке, слегка поклонился. Постепенно, в глазах его начала проглядываться радость, искренняя и ничем не разбавленная радость при виде чуда, которым для людей был он. Прислонившийся к столбу молодой человек, нахмурив лоб, думал о том, что будет, если он сейчас ограбит вот этот магазин. Эл вскользь задел его крылом, сметая плохие мысли, и поделился радостью малыша. Юноша отстраненно махнул головой, хмыкнул, пробурчал "и что на меня нашло?". Ангел удовлетворенно качнул головой.
