Вперед, потом направо, снова направо, по лестнице вверх и вот он, кабинет Коберковича. У массивных дубовых дверей, меня ожидала совершенно милая картина, сразившая меня наповал — два санитара, опершись головами, дружно похрапывали друг другу в такт, словно во сне напевали знакомую мелодию. Но, увы, времени любоваться у меня не было. Меня ждали великие дела.
Дверь в покои главврача открылась, и я принялся рыться в его документах. Кучи папок, статей, каких-то рисунков, повестей и рассказов, среди которых, совершенно случайно, я нашел описание своих миров. Руки ожили, схватив тетрадь и прижав ее к груди. Сердце взволнованно билось, и я уже собрался погрузиться в чтение, как понял, что это будет моим обратным билетом в больничные палаты. Я осторожно отложил рукопись в сторону и занялся поисками своего личного дела.
Различным бумажкам, пометкам и прочей макулатуре, казалось, не было конца. Она была в полках, в картотечных шкафах и даже на полу. Ну и неряха же, этот Коберкович! А я-то считал его человеком, помешанным на порядке! Среди всего этого беспорядка найти нужную папку было задачей очень сложной, и, в конце концов, я бросил эту затею и ограничился найденной рукописью.
Осторожно миновав спящую парочку, я оказался около лестничной площадки, и в эту же секунду по коридорам больницы вихрем пронеслась сирена.
Сирена! Этого не может быть! Она ведь отключена на время ремонта! Я сам проверял!
Бред какой-то. Тем не менее, факт остается фактом. Я громко выдохнул, стараясь успокоиться.
Нужно было действовать. На все про все, у меня было не более десяти минут.
Главное, никому не попадаться на глаза и как можно быстрее добраться до гардероба — если я смогу раздобыть врачебный халат, у меня появится шанс добраться до выхода незамеченным.
Распахнув дверь на лестничную площадку, я спустился на главный этаж. Если мне не изменяла память, именно здесь находится нужное мне место. Но где? Здесь три коридора, ведущие в разные стороны. Слева… Налево мы поворачивали, когда шли на процедуры, и сюда уводят припадочных. Нет. Значит, не здесь.
Я посмотрел направо.
Что же там? Думай! Думай!
Что ты помнишь? Когда меня уносили из реанимации, я видел дверь с надписью лифт на углу этого перекрестка. Но он был справа, значит, меня уносили оттуда.
Я указал в правый коридор, и обернулся — на лестнице раздались шаги и замелькали лучики фонарей. Не долго думая, я помчался что есть сил по прямой. Передо мной был длинный коридор с дверями по обе стороны. Таблички над ними гласили: платы, санитары, хирург, психиатр и прочее. Они мелькали одна за другой, но той, что мне была нужна — не было.
Добежав до середины, я остановился. Справа была нужная мне дверь, и я без раздумий в нее вломился.
Внутри было темно и душно. Пахло стиральным порошком и… одеждой. На секунду я потерял ориентацию и беспомощно махал руками, старясь хоть за что-нибудь зацепиться.
Я пошел вдоль стены, стараясь нащупать выключатель, и когда лампы на потолке зажглись, я замер — посреди комнаты стояла кровать, а на ней спал санитар.
От неожиданности я побледнел и потерял способность двигаться.
Придя в себя, я осторожно снял с вешалки белоснежный халат и, сняв с себя одежду пациента, надел чистую рубашку с брюками и накинул его на плечи, краем глаза поглядывая на санитара, и готовый в любую секунду бросится бежать.
Пора убираться отсюда. И только я подумал об этом, как сзади раздался хриплый голос:
— Эй, слышь, а чего сирена ревет?
— Да замкнуло где-то. — Еле сдерживая дрожь в голосе, ответил я не оборачиваясь. — Техники сбились с ног — найти не могут где.
— Черти бы их побрали с этим ремонтом. — Покачал головой санитар. — Третью неделю покоя не дают.
— Это точно! Пойду, место потише отыщу и попробую поспать еще немного.
— Доброго сна! — Пожелал санитар.
— Тебе того же, — ответил я и вышел из гардероба.
Ух! Еще бы чуть-чуть и сорвался бы.
Пора уносить ноги. А то очень скоро весь персонал будет на ногах.
Где выход я помнил ясно. Путь к нему я запоминал и повторял, словно молитву на ночь.
Каждую ночь я мечтал о том, что распахну эти двери и исчезну из этого адского места.
Теперь именно этот момент.
Я побежал в сторону общей столовой. Миновал спальни персонала и оказался на прямом коридоре. Впереди была спасительная дверь. По пути мне встретилось несколько санитаров, но они не обратили на меня никакого внимания и продолжили свой путь куда-то вглубь лечебницы.
Вот он! Путь к свободе — мелькнула мысль, и, повинуясь мимолетному порыву, я побежал к нему. Я свободен!
— Стой! — пронеслось по коридору. — Стой! — Повторилось оно.
Я посмотрел через плечо и увидел бегущую следом толпу.
Как? Как они меня нашли?
Выход был близок. Я чувствовал едва уловимые струи свежего воздуха и мчался к нему изо всех сил. Но у самых дверей, где была разобрана приборная панель, я споткнулся о разбросанные на полу провода. Я вылетел из дверного проема на улицу, ударился плечом о землю, несколько раз перевернулся и застыл лицом к низу. Это конец. Я проиграл. Стук собственного сердца заглушил звук застрявшего в горле рыдания.
Несколько минут я оставался неподвижен, ожидая, что меня схватят, поднимут, хорошенько встряхнут, мол, что же ты творишь, негодяй, и вернут обратно. Охрану они усилят — это естественно, а после этого, здесь даже утечки воздуха, не то, что побега не произойдет.
Время шло, но ничего не происходило. Я осторожно приподнялся и посмотрел по сторонам — никого и ничего не было. Один большой, широкий луг, усеянный цветами.
Больница тоже пропала, словно испарилась. Я поднялся и посмотрел по сторонам — место знакомое. Но откуда я его помню? Увы, это не один из моих миров, в которых я уже побывал, это нечто особое.
Высоко в небо прорывалась огромная скала. Она брала свое начало глубоко в недрах земли и поднималась в заоблачную высь. Здесь всегда была ночь, и царствовал холод. В призрачной пустоте между ними витал одинокий странник ветер, принося с собой шепот живых и мертвых, духов и богов. Таких скал было много. Сотни, а может быть и тысячи — их никто никогда не считал. Все они были разными, по высоте, размерам и толщине, но в голубом сиянии ночи они казались абсолютно одинаковыми. Некоторые были покрыты лианами, а другие плотными зарослями деревьев, но главное — на вершине каждой была поляна. Огромная или маленькая — не имело значение, важна была удивительная красота каждой. Она убаюкивала, успокаивала и давала душе умиротворение. В призрачном ночном свечении миллионы цветов благоухали как-то особенно сильно, а холодные дуновения ветра бодрили необычайно сильно. Они давали телу бодрость и ясность мысли. Было и еще что-то, едва уловимое и почти незаметное — странное ощущение, которое было трудно объяснить простому человеку.
