Ригер за руку отвел меня от прилавка и возмущенно зашипел:
— Ты что, с ума сошла, Калина? На кой мне такая побрякушка? Я же не франт столичный!
— Ригер, встречают всегда по одежде. Ты не франт, но ты — состоятельный человек. Это должно быть видно. Кроме того, его потом, случись что, можно будет продать. Ты только посмотри, какой он красивый и какая тонкая, искусная работа!
— Да красивый, конечно, но три золотых!
— Ригер, обещаю, мы придумаем, как зарабатывать деньги. Но такой красоты больше можем и не встретить. Скажи, я так много потратила на свою одежду?
— Нет, я ожидал от тебя большей расточительности. Да и не стал бы препятствовать… Тебе это нужно. Думал, что тебе понадобиться еще пяток золотых, не меньше.
— Вот видишь, я экономна… Но отказаться от кольца — глупость. Ты будешь выглядеть солиднее и богаче, нося его. Думаю, это важно для будущего.
Уломала, но к мастеру мы не вернулись, а с равнодушными лицами пошли мимо. И мой расчет оправдался! Он не выдержал и окликнул нас. Два золотых перекочевали в его карман, руку Ригера украсил перстень. У него были крупные, но красивой лепки кисти, с длинными сильными пальцами, с красивой формой ногтей. Даже небольшой шрам не портил вид. А перстень сел, как влитой. Я заметила, что он украдкой посматривает на непривычное украшение и улыбнулась про себя. Мужчины — те же дети!
Наконец нашелся и для меня мастер, у которого за один золотой я купила маленькие гвоздики с рубином и таким же колечком. Аккуратная работа, маленький изящный цветок с алым огоньком в центре. На каждый день — отлично просто. Матери Ригера я выбрала довольно солидный набор из броши, серег и кольца. Крупные рубины в центре окружены яркими крошечными изумрудами. Смотрелось очень богато. Так мы обеднели еще на два с половиной золотых.
Меховой ряд, который мы оставили напоследок, набил короб второго носильщика. Как объяснил Ригер, здесь лучшие меха и самые дешевые. В столице придется за такое платить в два раза больше. Конечно, осенью меховой торг больше, но и сейчас выбор был очень богат. Плащи мне и ему, третий, крытый серым роскошным атласом мы взяли для его матери. Плюс я еще набрала прекрасных шкурок. Сшить можно и на месте, а вот такой мех я видела впервые. Совершенно белоснежный, похож на мех полярной лисы, только более нежный и шелковистый. Подумав и поторговавшись, я взяла еще и на отделку зимних платьев себе и его маме несколько шкурок. Серебристо-голубых, чуть длиннее и плотнее норки. Удивительно красивых! Это мне подсказал Ригер. Я об отделке платьев как-то не подумала. Но зимой такая отделка будет вполне уместна.
В целом наш поход на рынок удался, я была в отличном настроении, наши сундуки погрузили на тележку и один из мужчин повез их к нам в дом, а мы, не слишком торопясь, двинулись к выходу. Устали мы оба, весь этот поход затянулся не на один час. Кроме того, постоянная толчея, масса народу, громкие голоса… Я мечтала только об одном — добраться до дома и отдохнуть.
Ближе к выходу Ригер взял меня под руку, а я опустила глаза и смотрела только в мощеную булыжником землю. Если бы не споткнувшийся мужчина, который нечаянно толкнул Ригера, мы бы вышли с рынка совершенно свободно. Пока торговец извинялся, косясь на саблю в ножнах на поясе Ригера, я, от неожиданности, подняла глаза и первый, кого я увидела был капитан пиратского судна. Тот самый, что убил старую служанку Элизы, тот, который отрезал мне косу и смеясь сказал:
— Дагра!
Глава 29
Его рука была рассечена и искусно сшита. Похоже, что в бою по ней полоснули саблей — шов шел от кисти почти до локтя и уже почти зажил. Останется рубец. Не такой, как у меня на шее, гораздо более грубый. Он стоял, глядя в землю и не поднимая глаз, а крепкий здоровяк-военный, аж с двумя косичками с каждой стороны лица, ощупывал его мускулы. Рядом с военным стояли четверо солдат, у каждого одна косичка с медным зажимом. Между ними — несколько закованных в цепи молодых мужчин. Эта кучка народу слегка перекрывала широкий проход на рабском рынке.
Мне стало плохо, затряслись ноги и между лопаток по спине сбежала струйка холодного пота. Одновременно мне хотелось и спрятаться, и вцепиться ему в горло… Смотреть в глаза и повторять:
— Теперь ты — дарго!
Чувство ненависти почти застило мне разум…
Мне хотелось купить этого урода и убить его… Посмотреть ему в глаза перед его смертью, Знать, что он понимает, откуда она пришла…
Это была очень тонкая грань. Даже сейчас, вспоминая ту вспышку ненависти, страха и гнева я понимаю, что удержалась на берегу — чудом…
Ригер, очевидно, почувствовал, что со мной что-то не так, небрежно отстранил одной рукой велеречиво извиняющегося торговца и, подхватив меня покрепче, практически выволок за ворота. Куда-то посадил и громко свистнул… Купил кружку воды со льдом у подбежавшего мальчишки-разносчика и протер мне лицо платком.
— Ты белая, как твое покрывало. Это от жары? Дыши глубже, Калина!
Я послушно задышала. Не хватало еще грохнутся в обморок и привлечь излишнее внимание. Постепенно мир перестал двоиться в глаза. Я сидела на жесткой пыльной траве, в тени дерева, прислоненная к его стволу, а обеспокоенный Ригер, встав на одно колено смотрел мне в лицо. Мальчишка-разносчик, с любопытством глядя на меня, топтался рядом. Ригер шуганул мальчишку, кинув ему медяшку и через несколько секунд пацан исчез в воротах рынка. Мне уже было лучше. Я поняла, что сижу на земле практически у входа в рынок и люди косятся на непривычную сцену.
— Что ты увидела?
— Пойдем отсюда. На нас смотрят.
Ригер помог мне подняться и нанял коляску с пожилым возницей. Даже пешком от арендованного дома идти было всего минут десять-пятнадцать. В коляске я окончательно пришла в себя. Ветерок с моря нес соленый и свежий запах. До дома мы доехали буквально за несколько минут. Оба молчали.
Слуги засуетились накрывать на стол.
Я прошла в комнату, приказала принести холодной воды и помочь мне умыться. Горничная хлопотала надо мной и приговаривала:
— Это вы, госпожа, просто на солнце перегрелись! Мужчины, они же ничего не понимают! Как зайдут в свой оружейный ряд — так и не вытащишь их оттуда! А разве можно такой нежной девушке по солнцепеку таскаться! Не жалеет вас братец ваш, вон даже кожа у вас загорела! Ну, ничего-ничего! Молочком кислым умоем на ночь — все и сойдет… А еще покушать вам нужно и отдохнуть… Вы идите, там в зале уже готово все, а я вам постель разберу и отдохнете!
— Прикажи нагреть воды, я хочу ополоснуться.
— Днём?!
— Днём, я устала на рынке и вся пропылилась.
— Как скажете, госпожа…
Ригер ждал меня в зале за столом. Я не стала переодеваться, это слишком долго. Как и вчера он велел слугам накрыть стол и не заходить.
— Ну, теперь скажешь мне, что случилось?
— Почти ничего. Я узнала одного из рабов. Это капитан судна, который захватил меня в плен и продал.
— Который из них?!
— Тот, которого ощупывал начальник солдат.
— Если его купили, то ему не повезло. В шахтах долго не живут… И ты его испугалась? Но ведь я был рядом…
— Тут не только испуг, Ригер… Мне хотелось выгрызть ему горло. Но да, мне было страшно, что он меня узнает и всё вернется… Если можно, я не хочу больше выходить из дома. Мы купили то, что нам нужно, но этот город я ненавижу… И этих людей, что торгуют…
— Я рядом, Калина, что бы не случилось. До отплытия еще пять дней, ты вполне можешь отдохнуть дома. А это государство однажды рухнет… Восстания рабов и убийства господ здесь не такая уж редкость…
После обеда я сполоснулась и крепко проспала до вечера. Этот эмоциональный всплеск выпил из меня все силы… После ужина мы долго разговаривали, тренируя произношение и отдельные фразы, чтобы не так было заметно, что я не знаю языка. Потом Ригер ушел спать, я отпустила горничную, только попросила кувшин горячей воды. Когда она ушла, я заперла дверь в свою спальню и занялась маникюром и педикюром. Идеально, конечно, не получалось, натоптыши и мозоли еще было видно, но руки уже не выглядели руками рабыни. Ногти я подпиливала шероховатым камнем и полировала кусочком замши. Ничего, еще несколько раз и руки придут в порядок.
