Макс Фрай - Лабиринт Мёнина

– Вы поздно спохватились. Это я как раз понял уже очень давно, – хмуро сообщил ему я. – Еще в детстве. И каждый новый год, представьте себе, приносил мне рекордное количество убедительных аргументов в пользу этой мрачной теории. Уверяю вас, сэр, большую часть своей жизни я был глубоко убежден, что любой мир состоит из чего угодно, только не из добрых людей. А вот в Ехо я начал понемногу оттаивать, благо наконец-то появилась возможность. Так что не учите меня мизантропии. Что-что, а это искусство я в свое время освоил. Только оно мне смертельно надоело.

– Ишь ты! – усмехнулся Нуфлин. И сочувственно покачал головой. Возможно, хотел что-то добавить, но я ему не дал.

– Смотрите-ка, к нам идут. Наверное, это и есть Хранители Харумбы.

Мое старое доброе глупое сердце отчаянно билось о ребра, казалось, что завтра в левой части грудной клетки появятся синяки. Даже второе сердце, которое было старше и мудрее меня самого, а посему редко снисходило до участия в общей истерике, вдруг – даже не заколотилось, а взволнованно затрепетало, как простыня на ветру.

Я панически испугался без всяких видимых причин, совсем как в раннем детстве, когда на карнавале к тебе подходит Дед Мороз, насчет которого ты так и не определился: верить в него или нет? А он уже совсем рядом, даже убегать поздно – что хочешь, то и делай!

Как и Дед Мороз, приближающиеся к нам существа отличались от обычных людей разве что экипировкой. Длинные пышные волосы достигали земли и развевались при ходьбе, как некие нелепые плащи; высокие, плотные, как у классических борцов, тела были задрапированы в балахоны жизнерадостного цвета весенней листвы. А я-то, наивный, ожидал увидеть хрупких эльфов, чьи узкие ступни почти не соприкасаются с землей! Лица были закрыты масками из той же ткани, а кисти рук тонули в своеобразных матерчатых варежках, немного похожих на защитные перчатки, оберегающие Мир от смертоносных лап моего коллеги Шурфа Лонли-Локли.

– Приветствуем вас у входа в чертог Харумбы, – голос одного из великанов звучал на удивление мягко. Такая умиротворяющая манера говорить встречается иногда у врачей – тех, кого пациенты считают кудесниками и только что церковные свечи не жгут под их портретами.

– Мы благодарим тебя за то, что ты доставил сюда нашего гостя, – поклонился мне его коллега. – Теперь ты можешь вернуться домой. К сожалению, мы даже вынуждены попросить тебя не задерживаться у стен Харумбы: твоему спутнику больше не нужна помощь. К тому же у нас нет специальных жилищ, в которых могли бы селиться провожающие.

– Нет проблем, я и сам тороплюсь домой. Но сначала мне хотелось бы убедиться, что с ним все будет в порядке, – сказал я. – Я знаю, что не могу войти в город. Ну и не надо, меня туда и силой не затащишь! Можно я просто немного подожду на берегу? Надеюсь, Магистр Нуфлин будет столь любезен, что пришлет мне зов, когда… Когда поймет, что смерть больше не властна над ним.

– Но это совершенно невозможно! Обитатели Харумбы не могут общаться с внешним миром при помощи Безмолвной речи!

Хранители смотрели на меня почти с ужасом, как священнослужители на студента, явившегося к ним с просьбой отслужить в его присутствии Черную Мессу – ему это, дескать, необходимо для реферата.

– Ладно, – покорно согласился я, – если невозможно, то и не надо. Тогда пусть просто пошлет мне записку. Я должен знать, что у него все хорошо. Записку-то написать он сможет?

– Странная просьба, – растерянно заметил один из Хранителей. – Ладно, если вам так хочется и если господин Мони Мах сам пожелает написать вам письмо… Принуждать его, как вы понимаете, никто не станет. Удивительно, что вы так волнуетесь: обычно родственники наших гостей нам доверяют. Это ваш отец?

Тихий кашляющий смех Нуфлина положил конец этому недоразумению.

– Ох, сэр Макс, насмешил ты меня! Довелось-таки обзавестись наследником на старости лет! Теперь даже умирать не так страшно, – наконец вздохнул он. И объяснил Хранителям: – На самом деле этот мальчик состоит на Королевской службе. Он очень старается хорошо выполнять свою работу, в чем я неоднократно убедился по дороге. К тому же он дорого заплатил за мою старую шкуру и теперь справедливо полагает, что имеет право на информацию о ее дальнейшей участи.

– Простите? – вежливо переспросил один из великанов. – Что вы имеете в виду?

Кажется, они просто не привыкли к такой манере обращаться со словами.

– А, ничего особенного, – с досадой отмахнулся Нуфлин. – Просто, если можете оказать гостеприимство моему спутнику, сделайте это. Я с удовольствием напишу ему записку, если… Ну, словом, если со мной все будет в порядке.

– Вы напрасно сомневаетесь, – заметил тот самый Хранитель, чей добрый голос так понравился мне с самого начала. – Больше никаких «если», дорогой гость: у нас не бывает ни ошибок, ни неудач, ни несчастных случаев. Как только вы переступите Порог, вы станете одним из бессмертных. Поэтому я предлагаю вам не задерживаться.

– Да, конечно, – неожиданно упавшим голосом сказал старик. – Простите мое недоверие, господа. Я, и правда, медлю так, словно за вашим порогом меня ждет не бессмертие, а смерть.

– Это вполне понятно, – согласился Хранитель. – Многие наши гости не могут до конца поверить, что смерть им больше не страшна. Вашей веры в наше могущество обычно хватает на то, чтобы внести деньги на свой новый счет в Вечном банке Харумбы и приехать сюда, но мало кто переступает Порог со спокойным сердцем. Ничего, уже завтра утром у вас будет отличная возможность посмеяться над собственными сомнениями вместе с вашими новыми соседями. Они уже приготовили для вас торжественную встречу: еще никогда нам не выпадала честь принимать у себя столь великого человека. Идемте. Не следует подвергать излишним волнениям ваше сердце: оно и без того много трудилось в последние дни… А ваш спутник может остаться и подождать, если ему так угодно. Каждый волен находиться на этом побережье. Оно не принадлежит никому, в том числе и нам. Мы заботились только о его удобстве.

Одним легким движением он извлек Магистра Нуфлина из корзины летающего пузыря и взял его на руки, словно тот был маленьким ребенком.

– Макс, ты слышал? Ты можешь остаться. А я обязательно пошлю тебе записку, – торопливо сказал Нуфлин. – Ты помнишь, я говорил тебе, что подумаю, чем отплатить тебе за твое великодушие? Я все еще думаю. И об этом тоже будет сказано в записке.

– Удачи вам, – деревянным голосом сказал я. – И счастливой долгой жизни в Харумбе…

– Сказано, пожалуй, от чистого сердца, но звучит чрезвычайно пошло, – вздохнул он. – Такой молодой мальчик – и такие банальные пожелания!