Ставшие видимыми вокруг меня стремительные фигуры-тени северд-ин заставили тёмных попятиться, а сияющий перламутром и яростью Аррек с альфа-ящером на плече удачно завершал композицию. Картину портил один-единственный гориллоподобный оливулец, с независимым видом набычившийся посреди всего этого благолепия. По крайней мере, можно не беспокоиться, что пребывание в обществе тёмных ему слишком повредило: пока эти ребята сохраняют свою инстинктивную отрицательно-оборонительную реакцию на собственную Императрицу (более известную в их среде как Кровавая Ведьма), с ними всё в полном порядке!
Темп, темп, нет времени на эффектные паузы.
— Мои приветствия принцу дома Вечности. И примите глубочайшие извинения за причинённое беспокойство. Мать Эошаан, ваше поведение мы ещё обсудим. Пошла вон. — И быстро, быстро, пока они не очухались, энергетически-информационный импульс к Шентею, чтоб хватался за первый попавшийся путь и вытаскивал нас отсюда быстрее!
Шен, умница, всё понял правильно, информацией и энергией распорядился грамотно, пережигая линии, соединявшие сознание Дариэля с этой реальностью, и стремительно вышвыривая нас вовне. Фигуры эль-ин уже заколебались в воздухе, когда принц, наконец разобравшись в происходящем безобразии, с возмущённым воплем потянул назад. И как потянул! У меня в глазах заплясали кровавые круги, виски заломило болью, а Шен вообще осел, его и без того бледная кожа позеленела.
Так, а вот этого не надо.
На личной волне: «Аррек, спасай!», одновременно, поворачиваясь к принцу, тоном строгой мамаши, так хорошо отработанным на Лейри:
— Ваше Высочество, прекратите немедленно!
Он ошалел. А я крутанулась в танце, в вихре, в музыке. Кастаньетами защёлкали пальцы, каблуки выбили чечётку — и мой танец подхватил ритм этой реальности и всех, кто в ней находился, и завладел ими. В меня швырнули заклинанием ледяного холода — но я была холодом, меня попытались сбить молнией — я была молнией, меня попробовали обратить в камень — и я с радостью стала камнем, существом из кремния и вкраплений сияющих кристаллов таким гибким, таким звонким, таким прекрасным. Я танцевала изменения, и магический Двор, только что представлявший собой нечто, по определению неотделимое от сознания создателя, изменялся вслед за мной, послушный этому танцу. Краем глаза я наблюдала за устроенной Арреком поспешной эвакуацией. Мой консорт непочтительно схватил Мать клана за шкирку и тащил её к безопасности, в то время как сама Тэмино мёртвой хваткой вцепилась в плечо с таким трудом заполученного ею тёмного, увлекая его вслед за остальными.
— Вене?! — воскликнул Дариэль, и удивление его было столь безмерно, что почти превратившаяся в косматого паука красно-белая тварь вновь вернулась в образ красивого до скрежета зубовного серебристого эльфа.
— Вене, — благожелательно согласилась я, приостанавливаясь в танце и позволяя контролю над жалобно постанывающим миром вновь уплыть к тёмным, но так, чтоб у тех не возникло ни малейшего сомнения в том, что было им это именно позволено. В ошеломлённом недоверии не было ничего необычного: вене, танцовщицами изменений, могли быть только девочки одиннадцати-пятнадцати лет, у которых ещё не начала формироваться личность, способная помешать бесконечной восприимчивости и пластичности их напоминающей зеркало психики. Я же, совершенно очевидно, обладала и личностью, и характером, причём премерзким, а потому не вписывалась ни в какие ворота.
— Судя по всему, генетическая линия Тей, — высказал предположение вдруг ставший видимым золотоволосый «классический» эльф, разглядывавший меня с брезгливым любопытством. — Я слышал о них. Можно поймать эту и добавить к нашему генофонду.
Мой взгляд вдруг настолько заледенел, что на стенах выступила серебристая изморозь (общение с Зимним тоже кое-чему учит). Но голос был ещё холоднее.
— Вот это вряд ли. Видите ли, я, в отличие от Матери Тэмино, была в туауте. Тридцать пять лет назад. И вряд ли проживу достаточно, чтобы внести лепту в ещё чей-либо генофонд.
Этот тёмный был стар, очень стар. Возможно, он мог по возрасту и по силе сравниться с Раниелем-Атеро, а значит, был заведомо искусней меня в подобных играх на много-много порядков. Я застыла, глядя в его бездонные зелёные глаза. И именно древний первым отвёл взгляд. Быть может, он, как и все остальные, просто не мог выносить бешеное смешение цветов, поселившееся на месте моих глаз. А может, даже тёмные не в силах цинично улыбаться в лицо ужасу туауте.
Всё с той же замёрзшей улыбкой повернулась к принцу, бросив на него многоцветные отсветы, и демон защитным движением вскинул меч. Вздох, шелест, красная бронза волос на белоснежном серебре доспехов. Покалывание силы и ласкающие прикосновения исследующих заклинаний. Мои северд-ин подтянулись поближе. Наверное, они тоже не доверяли этой непостоянной красоте.
Остальные благополучно смылись. Хорошо: теперь нужно спасать только собственную шкуру. Будем считать, что у меня развязаны руки.
Тонкая улыбка, отвечающая всем канонам этикета: никаких клыков. Настало время привлечь к делу кой-какие дипломатические навыки.
— Принц Дариэль, позвольте извиниться за вторжение. И будьте столь добры передать своему уважаемому дяде, что Эль-онн, вне зависимости от того, чем кончится это прискорбное недоразумение, не желает менять свою политику по отношению к Тёмным Дворам.
Он кивнул, несколько позабавленный.
— Вы хотите сказать, что если мы сейчас захватим вас в плен, ваши… подчинённые не будут мстить?
Вот что означает культурная пропасть!
— Вообще-то имелось в виду, что если я всё здесь расколошмачу, стремясь вырваться на волю, то это не стоит принимать за объявление войны.
— А! — ему было смешно. Правда, не настолько, чтобы расхохотаться в голос. И то хлеб.
Я же стояла под перекрестьем раздевающих взглядов и решала, насколько мерзкой можно позволить себе стать. Приходится признать, я размякла. Привыкла к опущенным глазам, поднятым крыльям и безусловному (хотя и не очень охотному) повиновению. Привыкла к силе, уверенности, к постоянной охране и иллюзии безопасности. Роль уязвимой жертвы среди тех, кто способен одним движением тебя сломать (или думает, что способен), была новой. Ну а тёмные каждым жестом, каждой мыслью пытались меня уверить, что так оно и есть на самом деле. Не самое приятное ощущение.
Может, они не так уж неправы. Может, я действительно уязвима. Это не имело ни малейшего значения: я была Хранительницей и не имела права быть просто Антеей.
Водоворот красок в моих глазах.
