- Для чего-то - да, а для чего-то - уже нет, - с грустью опустила глаза девушка.
Женщина не смогла сдержать смешка.
- Прости, милая, но даже когда проживешь всю жизнь, думаешь, что самое главное впереди. Ты же еще ребенок! В моем возрасте нельзя не улыбнуться, слыша, как юность называет себя старухой!
- Но это так.
- Тебе открыты все пути!
- Не все… - Мати говорила все тише и тише, словно боясь, что кто-то из спутников услышит ее слова. - Например, мне никогда не стать служительницей.
Потому что я родилась в караване.
- Подумаешь - родилась в караване! Когда боги выбирают своих слуг, Им все равно, чем занимаются его родители. Потому что служение - нечто большее, чем судьба.
Это - предназначение.
- Я не знала… - задумчиво проговорила Мати.
- Если что-то подобное до сих пор никогда не происходило в вашем караване, это не значит, что такого не случалось никогда в мире.
- Да…?
"Стать служительницей… - сперва эта мысль показалась ей забавной. Но уже через мгновение, задумавшись, девушка начала думать иначе. - Где еще, как не в храме, я смогу научиться бороться с демонами?" -Когда идет речь о предназначении, - между тем, продолжала служительница, - ничего другое не имеет значение! А ты предназначена для служения!
- Н-нет, - стрелки бровей сошлись на переносице, синие глаза глядели на собеседницу с недоверчивой подозрительностью.
- Да! Да, милая! Это говорю тебе я, Арнин, жрица Эмигарда.
- Но почему ты считаешь, что я…
- Потому что эти фрески - испытание! Которое ты так блестяще прошла!
- И что они обозначают?
- Что обозначают? - старуха с осторожным интересом взглянула на нее.
- Да. Три Гамеша.
- В каждом из нас, - она говорила, не спуская внимательного взгляда с лица собеседницы, не желая пропустить не только случайно оброненное гостьей слово, но даже тень, набежавшую на черты, движение брови, вздох, сорвавшийся с губ, - живут трое. Душа - наивное и невинное детство, дух - сильная и властная зрелость, и плоть - слабая, но гордая старость. Юноша, мужчина и старик.
- И еще трое - прошлое, настоящее и будущее… - прошептала Мати. Она начала понимать. - И еще - мечта, явь и сон… И еще… - умолкнув, она с опаской взглянула на служительницу, не сомневаясь: той не понравилось бы то, что чуть было не сорвалось с ее языка.
- Продолжай, дитятко, не бойся, - старая женщина слушала гостья, затаив дыхание.
- Да так, ничего, - она опустила голову на грудь, задумавшись.
"О чем я вообще думаю? Чему удивляюсь? Три Гамеша рядом. Ну и что? Что это мне дает? - она вновь подняла взгляд на рисунок, покрывавший стены. - Начнем сначала.
Это мой сон. Фрески -образ, загадка, которую я должна разгадать. Загадка… И ребенок, и взрослый человек, и старик… Все прошлом, настоящем и в будущем… В один и тот же миг…" Девушка болезненно поморщилась. У нее не было никаких мыслей по этому поводу.
- Я… Мне нужно идти… - пробормотала она, спеша убежать от поражения.
- Конечно, конечно, - жрица не удерживала ее. - Тебе нужно обдумать то, что ты узнала, понять… Милая, я не прошу у тебя клятвы, что ты не расскажешь никому о том, что узнала здесь…
- Потому что знаешь, что я скорее нарушу клятву, чем выдам тайну, - она взглянула на старуху тем ледяным взглядом, под которым все обычно отворачивались, чувствуя непреодолимое желание закутаться с ног до головы в меховое одеяло. Та же, улыбнувшись, кивнула.
- Приходи еще, дитятко. Когда захочешь. Мы поговорим о другом. В храме ведь не одна зала.
- Их слишком много, чтобы обойти все за семь дней, - Мати нахмурилась. Ей это перестало нравиться. Как она сможет разгадать все тайны храма, если они такие сложные, а времени совсем мало?
- Милая, ты что, еще ничего не знаешь?
- Что? - тотчас насторожилась Мати. - Что я должна знать?
Жрица медлила с ответом.
- Вообще-то, - наконец, заговорила она, - тебе должны были сказать родители…
- Мой отец - хозяин каравана.
- А! Вот даже как!
- Он слишком занят, особенно во время остановок в городе, чтобы найти время на разговор с дочерью, не первый день живущей в повозке невест.
- А может быть, он и сам еще не знает… - пробормотала под нос старуха, словно говоря с самой собой. - Дамир - взбалмошная девчонка, даром что Хранительница.
Торопится с тем, что могло бы обождать, и медлит, когда, казалось бы, дальше откладывать некуда…
Мати слушала ее, приоткрыв от удивления рот и чуть отстранившись, будто боясь, что безумие старой женщины передастся и ей.
- Что, милая? - видя, как в состоянии, близком к ужасу, округлились глаза собеседницы, спросила жрица.
- Мне… Я… Наверное, мне следовало зажать уши, чтобы не слышать твоих слов. Но я думала, что ты отвечаешь мой вопрос, и… И, потом, я ведь не горожанка… - в конце добавила она, пожав плечами. На самом же деле ее сердце торжествовало: "Вот!
Я - милая, а эта… ведьма - взбалмошная девчонка!" - эта мысль была ей почему-то особенно приятна.
- Не привыкла, когда кто-то ругает Хранителя? Но, дитятко, ведь время от времени все люди ошибаются. И зачем служители, если не для того, чтобы указать хозяину города на его ошибки?
- Не знаю… - Мати нахмурилась, чувствуя, что собеседница вновь подталкивает ее к той невидимой грани, из-за которой для нее уже не будет дороги назад. - Жрица, если та новость, которая еще не дошла до моего слуха как-то связана со мной, позволь мне узнать ее сейчас, чтобы я не терялась в догадках, выдумывая нереальные миры!
- Неплохо сказано! - хмыкнула служительница. - Есть с чего начинать обучение… А чему-то и ты уже можешь поучить нас… Однако ты ждешь ответа… Что же, думаю, ничего страшного не случится, если ты узнаешь это уже сейчас. Дамир собирается объявить о своем решении разделить свою власть с Хранителем каравана.
- Как это? Зачем? А если он не захочет?
- Боюсь, я не многое могу объяснить тебе сейчас, поскольку остальное уже относится к тайнам, даруемым при посвящении… Скажу лишь, что у Хранительницы есть некоторые права, которые не даны Хранителям. И одно из них - право самой выбирать себе мужа во имя будущих детей.
- Му-жа? - Мати оторопела. Ее душа металась, не находя места, сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, дышать стало трудно, будто в храме не осталось ни глотка воздуха, а стены так давили на плечи, что все, о чем она могла думать в этот миг - поскорее выбраться на волю из этой тесной пещеры!
- Прости, - сорвалось с белых, как снег, губ. Она чувствовала себя так, словно ее вот-вот вывернет наизнанку.
- Милая, - старуха не понимала, почему собеседница так странно восприняла ее новость,-это ведь значит, что все вы, весь ваш караван останется в нашем городе!
