Услышал гул.
На верху лестницы стояла Тиссая де Врие. Волосы взлохмачены, лицо в пыли. Она подняла обе руки, ее ладони запылали. Она выкрикнула заклинание, а пляшущий на кончиках пальцев огонь ринулся вниз в виде ослепительного гудящего шара. Ведьмак услышал грохот рушащихся стен и дикие крики обожженных.
— Тиссая, нет! — отчаянно крикнула Трисс. — Не делай этого!
— Им сюда не войти, — проговорила Великий Магистр, не поворачивая головы. — Здесь — Гарштанг на острове Танедд. Никто не приглашал сюда королевских прихвостней, выполняющих приказы своих близоруких владык!
— Ты их убиваешь!
— Молчи, Трисс Меригольд! Покушение на единство Братства провалилось, островом по-прежнему владеет Капитул! Короли — руки прочь от Капитула! Это наш конфликт, и мы сами его разрешим! Решим свои проблемы, а потом положим конец вашей идиотской войне! Ибо на нас, чародеях, лежит ответственность за судьбы мира!
Из ее руки вырвалась новая шаровая молния, множественное эхо взрыва прокатилось меж колонн и каменных стен.
— Прочь! — крикнула она снова. — Вам нет хода сюда! Вон!
Крики внизу прекратились. Геральт понял, что нападающие отступили от лестницы, ретировались. Силуэт Тиссаи расплылся у него в глазах. Это была не магия. Он терял сознание.
— Беги отсюда, Трисс Меригольд, — услышал он слова чародейки, доносящиеся издалека, как из-за стены. — Филиппа Эйльхарт уже сбежала, убралась на своих птичьих крыльях. Ты была ее сообщницей в этом гнусном заговоре, я должна тебя покарать. Но уже достаточно крови, смерти, несчастий! Вон отсюда! Отправляйся в Аретузу, к своим сообщникам! Телепортируйся. Портал Башни Чайки больше не существует. Он рухнул вместе с башней. Можешь телепортироваться не страшась. Куда захочешь. Хоть к своему королю Фольтесту, ради которого ты предала Братство!
— Я не брошу Геральта… — прошептала Трисс. — Он не должен попасть в руки реданцев… Он тяжело ранен… У него внутреннее кровоизлияние… Но у меня больше нет сил! Нет сил, чтобы раскрыть телепорт! Тиссая! Помоги мне, прошу тебя!
Тьма. Пронизывающий холод. Издалека, из-за каменной стены голос Тиссаи де Врие:
— Я помогу тебе.
Эвертсен Петер — род. в 1234, приспешник императора Эмгыра Деитвена и один из фактических творцов могущества Империи. Главный коморний армии во времена Северных войн (см.); с 1290 Верховный Имперский Казначей (коронный подскарбий). В последний период правления Эмгыра возведен в сан коадьютора Империи. При императоре Морвране Воорысе, будучи несправедливо обвинен в злоупотреблениях, осужден, заключен в крепость, умер в 1301 в замке Виннебург. Реабилитирован посмертно императором Иоанном Кальвейтом в 1328.
Эффенберг и Тальбот. Encyclopaedia Maxima Mundi, том V
Трепещите, ибо близок Тот, Кто Уничтожит Народы. Земли ваши истопчет он и веревкою их отмерит. И разрушены будут города ваши и пустынны. Нетопырь, ворон и филин поселятся в домах ваших. И змей угнездится в них.
Aen Ithlinnespeath, пророчество Ithlinne Aegli aep Aevenien
Командир отряда остановил лошадь, снял шлем, прошелся пальцами по редким, слипшимся от пота волосам.
— Приехали, — повторил он в ответ на вопросительный взгляд трубадура.
— Что? Как? — удивился Лютик. — Почему?
— Дале не поедем. Видите? Речка, что внизу блестит, энто Ленточка. Мы токмо до ей бралися вас провожать. Сталбыть, время возворотиться.
Солдаты, беспокойно осматриваясь, остановились позади. Ни один не слез с коня. Лютик заслонил глаза рукой, поднялся на стременах.
— Это где ж ты реку увидел?
— Внизу, говорю. Спускайтесь по яру, сразу попадете.
— Проводите хотя бы до берега, — возразил Лютик. — Покажите брод…
— Ну да! Было б чего указывать. С мая ни капли. Жаришша вонна, вот она, вода, сталбыть, и опала. Замелела Ленточка-то. В кажном месте конь перейдет…
— Я показывал вашему начальнику письмо от короля, — насупившись, сказал трубадур. — Он ознакомился, и я собственными ушами слышал, как он велел вам проводить меня до самого Брокилона. А вы хотите бросить меня здесь, в этой чащобе? А если я заблужусь?
— Не заблудите, — угрюмо буркнул подъехавший к ним солдат, который до сих пор молчал. — Не успеете заблудить-то. Сперва вас-то духобабья стрела отышшет.
— Ну и трусоваты же вы, — съязвил Лютик. — Ну и нагнали же на вас страху дриады. Ведь Брокилон только на том берегу Ленточки начинается. Ленточка — граница. Мы ее еще не пересекли!
— Ихая граница, — пояснил, оглядываясь, командир, — доходит дотудова, откудова ихние стрелы летят. Стрела, пушшенная с того берега, ежели крепко пустить, долетит аж до опушки, да ишшо и такую силу имет, штоб кольчугу продырявить. Вы-то уперлися, штобы туда иттить. Ваша шкура. А мне жизень мила. Я дале не пойду. Надыть мне башку в шершнево гнездо сувать-то?
— Я же вам объяснил, — Лютик сдвинул шапочку на затылок и выпрямился в седле, — что еду в Брокилон с миссией. Я, можно сказать, посол. Дриад не боюсь. Но прошу вас проводить меня до берега Ленточки. А вдруг да на меня в этих зарослях разбойники нападут?
Второй солдат, угрюмый, вымученно улыбнулся.
— Разбойники? Тута? Ясным днем? Ну, господин, днем тута духа живого не встренешь. Остатние времена духобабы пушшают стрелы в кажного, кто на берегу Ленточки кажется, а то, быват, и далеко на нашу сторону запушшают. Не-а, разбойников-то вы не бойтеся.
— Правда твоя, — подтвердил командир. — Шибко глупым должон быть разбойничек-то, штобы днем до Ленточки иттить. Да и мы-то не дурни. Сам-друг едете, без латов и оружия и на вояка, прошшенья просим, не смотритеся, за версту видать. Ну так вам, может, и пошшасливицца. А вот ежели духобабы узрят нас, конных, да с оружием, не видать нам солнца за стрелами-то летучими.
— М-да, трудное дело… — Лютик похлопал коня по шее, глянул вниз, в пойму. — Стало быть, еду один. Ну, бывайте, солдатики. Благодарю за сопровождение.
— Не тыркайтесь больно-то. — Угрюмый солдат глянул в небо. — Вечер рядом. Как туман с воды подымется, тут и ежжайте. Потому как, знаете…
— Что?
— В тумане-то выстрел понеуверенней. Ежели к вам судьба будет ласковой, промажет духобаба-то. Токмо что они, господин, редко мажут.
— Я ж говорю вам…
— Ну, ну, говорили, не забыл. Дескать, с мисьей к им едете. Но я вам кой-чего другого скажу: с мисьей ли, с процесьей, им все едино. Пустят в вас стрелу, и конец.
— Нанялись, что ль, пугать меня? — снова надул щеки поэт. — За кого вы меня принимаете, за городского писаку, или как? Я, господа хорошие, видел больше битв, чем вы все, вместе взятые. И о дриадах тоже знаю побольше вас. Хотя бы то, что они никогда не стреляют без предупреждения.