Отогнав воспоминания, Дик двинулся вдоль стен, ища место, чтобы спрятаться. Такого места он не нашел, зато невольно восхитился обилием книг. Полки в несколько рядов опоясывали холл, прогибаясь от тяжести томов, переплетенных в кожу или помещенных в деревянные резные футляры.
Когда Бенц дошел до коридора, ведущего из холла к входной двери, вдруг громко зазвонил колокольчик. Дик вздрогнул, кинулся обратно в холл – и увидел, как в противоположной стене открывается дверь. До лестницы на галерейку он уже не успел бы добежать незамеченным.
Беглец юркнул за черную портьеру, закрывающую одну из стен коридорчика. За портьерой обнаружился чулан, почти пустой – там висел только суконный плащ.
Бенц замер, вслушиваясь в приближающиеся шаги.
В щель меж портьерой и стеной скользнул свет: у слуги, который подошел к двери на звук колокольчика, была в руках свеча.
Снова зазвенел колокольчик, чтоб ему треснуть и расколоться!
Свет немного отдалился: должно быть, свечу поставили в какую-нибудь нишу. Слуга стукнул засовом, даже не спрашивая, кто заявился в поздний час. Дверь скрипнула.
– Сеор Дэмиано, – спросил кто-то сипло и весьма почтительно, – уж не серчайте, что побеспокоили на ночь глядя…
– Ничего, я еще не ложился, – ответил твердый, уверенный голос. – Что случилось?
– Тут меж домов шныряет государственный преступник, опасный негодяй. Не могло так быть, ваша милость, чтобы он к вам в дом залез?
– Исключено, – раздалось в ответ. – У меня тонкий слух. Есть такое понятие – чуткость.
Короткое, напряженное молчание… А затем сеор Дэмиано предложил мягко, но со странными интонациями, словно предупреждал о чем-то недобром:
– Впрочем, есть такое понятие: лояльность. Из уважения к городским властям я позволю кому-нибудь из вас войти и осмотреть дом. Не всей ватаге, разумеется. Одному.
И снова молчание, да такое, что тронь – порвется. Дик застыл не дыша.
Наконец стражник сипло откликнулся из-за порога:
– Мы, ваша милость… это… без дозволения командира не можем. Вот ежели бы тут был десятник…
Вот чтоб Бенцу сдохнуть в этом самом чуланчике, если в голосе стражника не дрожал страх, самый настоящий страх!
Куда же угодил бедняга Дик?
– Нет так нет, – не стал настаивать на своем предложении сеор Дэмиано. – Значит, я могу отправляться спать?
Стражники нестройным хором пожелали господину доброй ночи. Захлопнулась дверь, стукнул засов. Качнулся свет в щели: сеор Дэмиано снова взял в руки свечу.
Дик расслабился… но рано!
Раздался голос – спокойный, доброжелательный, с еле заметной насмешкой:
– Я рад гостям и не держу их в чуланах. Выходите без опаски: стражники ушли.
Дик не отзывался, напряженно выжидая.
– Нет-нет, – успокоил его голос. – Я не чародей и не умею видеть сквозь портьеру. Есть такое понятие – наблюдательность. Вы, не в обиду будь сказано, наследили на полу.
Коротко вздохнув, Дик отдернул портьеру.
Перед ним стоял высокий, крепкий человек, выглядящий моложаво, несмотря на лысину. С продолговатого лица на гостя без страха и без угрозы глядели светло-серые спокойные глаза.
– Прошу, – сказал сеор Дэмиано, – почтить мой дом своим присутствием.
«Уже почтил, – настороженно подумал Бенц. – Без просьб».
Хозяин сделал было широкий приглашающий жест, но прервал его на середине, потому что в руке он держал медный подсвечник и свеча от резкого движения чуть не погасла.
– Вы всех государственных преступников так приветливо встречаете? – поинтересовался Дик. Он хотел сказать это с небрежной иронией, но от волнения охрип, вопрос прозвучал попросту сварливо.
– До сих пор ни один государственный преступник не навещал меня в моем уединении, – отозвался хозяин. – Но вы уже в доме, а значит, я никому не дам причинить вам вред. Есть такое понятие – гостеприимство.
– Весьма вам признателен, – покривил душой Бенц, который никакой признательности не чувствовал и сеору Дэмиано до конца не поверил.
Юноша угрюмо глянул вниз, на каменный пол. В самом деле, он наследил так, что трудно не заметить. Проклятый голубиный помет с балкончика! Хорошо, что стражникам с крыльца не видно было следов. Или они не опускали глаз. Смотрели в лицо здешнему хозяину, учтивому и предупредительному человеку. Смотрели – и прятали страх…
А сеор Дэмиано уже неспешно шел по холлу. Бенц, возведенный в ранг гостя, последовал за ним.
Свет метался по рядам книг, тени шарахались в углы и колыхались там, словно корчась от ужаса.
Чтобы скрыть тревогу, Дик сказал:
– У вас впечатляющее собрание книг, ваша милость…
– В самом деле? – польщенно откликнулся хозяин. – Вам нравится моя скромная библиотека, капитан?
Дик отступил на шаг:
– Капитан, говорите? Разве мы знакомы?
Хозяин гулко расхохотался – и эхо заметалось, задергалось под сводами холла.
– Дорогой гость, если для вас так важно сохранить инкогнито, снимите капитанский шнур! Есть такое понятие – неосторожность!
Дик про себя выругался. Конечно же! Витой многоцветный шнур, сегодня утром врученный ему в городской ратуше!
– У меня сложилось впечатление, – продолжал сеор Дэмиано, – что вы к нему не успели привыкнуть. А если учесть вашу молодость… и то, что сегодня в ратуше вручали дипломы выпускникам небоходной академии… Есть такое понятие – сообразительность.
– Есть такое понятие, – не стал спорить Дик.
– Я вас буду именовать просто «ваша милость». Если не желаете – не представляйтесь. А мое имя вы уже слышали. Я книготорговец.
– А-а, тогда понятно…
– Что вам понятно? – Сеор Дэмиано был явно уязвлен. – Это не лавка. Торговлю я веду в пристройке, вход с другой стороны. И больше покупаю, чем продаю. Средства позволяют мне вести торговлю для развлечения, себе в убыток.
– Да я не имел в виду… – начал было Дик.
Но хозяин перебил его так твердо, словно не слышал оправданий:
– Там, в лавке, я продаю в основном слезливые стишки для барышень. И дребедень вроде романов Неведомого Странника. Ну, вы наверняка слышали: всякие выдумки, приключения лихих героев…
Дик не только слышал про эти романы, но и с удовольствием их читал, однако не стал перебивать раздраженного хозяина.
– А эти книги… ни одна из них не покинет своей полки, пока я жив. Это собрание для души. Кстати, в лавке книг значительно меньше.
Сеор Дэмиано очень медленно двинулся вдоль стен, неся свечу так, чтобы освещать полку на уровне своих глаз. Дик так же медленно шел за ним, не в силах оторвать взгляда от книг, возникающих из полумрака и уплывающих в полумрак. Названия на корешках и футлярах вспыхивали золотом и серебром, словно книги представлялись гостю. Дик читал и чувствовал, что у него пересыхает горло.
«Кровавая распря меж наследниками графа Эордамского».
«Претрагичное сказание об осаде замка Вейроль».
Гарам Арфосский «Жизнь как путь к смерти».
«Жизнеописание Гуго из Вессалии, душегуба, колесование принявшего».
«Пятьдесят способов добывания правды пыткой, изложенные эрлом Джагелом Уэсти».
«Повесть о Хагене Тяжком Молоте, короле-воителе».
Ролан Эдувиль «Странствия по реке Гинди. Храмы зверобогов, обряды и тайны».
«Великая битва у Черной скалы. Записи очевидцев».
«Процесс Матильды Гюйе, детоубийцы».
Среди темных томов, повествующих об убийствах, предательстве, войнах, пытках, смерти, вдруг мелькнул светло-синий переплет. На корешке вытеснены были золотая веточка и два слова: «Веллиэн. Сонеты».
Дик вскинулся, словно заметил в толпе жутких головорезов милое личико знакомой барышни.
– Этой книжке страшновато здесь.
Хозяин, не удивившись, откликнулся:
– Этой книжке уже ничего не страшно. Уже девяносто четыре года ее ничем не испугаешь – с того дня, как на страницу с «Сонетом о мотыльке» пролилась кровь сеореты Флоры диль Веччо, зарезанной из ревности собственным братом. Страницы слиплись от крови, книга не раскрывается.
– У вас тут все книги такие… веселенькие?
