Молчун и Душечка приблизились к Боманцу.
– Зачем вы остались? – спросил он. – Почему не убрались отсюда к чертовой матери?
Молчун стал передавать Душечке вопрос старика на языке знаков.
– Да прекрати ты мельтешить пальцами! – взорвался колдун. – Ты прекрасно можешь говорить.
Молчун не ответил, лишь одарил его тяжелым взглядом.
Воздушный кит накренился и провалился вниз. Боманца отшвырнуло к самому краю, но он успел схватиться за ножку какого-то органа, за которую и держался, едва избежав падения с высоты в три тысячи футов. Мимо прокатился клубок опаляющего пламени. Старик ругался, но цеплялся изо всех сил. Левиафан продолжал раскачиваться и содрогаться, издавая глухие бухающие звуки, крики боли.
Случайная искра вызвала взрыв еще одного газового пузыря. На этот раз ничего нельзя было сделать. Игра почти закончилась.
Боманц приготовился умереть через несколько минут. Против собственных ожиданий, он был не слишком этим расстроен. Скорее, разозлен. Разве достойно великого Боманца уйти в мир иной вот так, простой пешкой в чужой игре, без рукоплесканий публики, без великой битвы, погибнуть в которой не зазорно? Сгинуть, не превратившись в легенду?
Оставалось только изрыгать проклятия. Что он и делал.
Его мысль, более подвижная, чем когда-либо, отчаянно металась, пытаясь отыскать способ наверняка убедиться, что Плетеный не минует той же участи.
Такого способа не было. Боманц не имел никакого оружия, кроме пожирателя огня, который превратился в летящее копье и больше не зависел от его воли.
Воздушный кит опускался все быстрее. Огонь расползся, охватив всю заднюю часть его тела. Перетяжка посередине туши почти сомкнулась. Чертова громадина вот-вот должна была переломиться пополам.
– Надо спешить, – сказал Боманц. – Эта половина сейчас отвалится.
Он начал карабкаться по крутому скату, перебираясь на переднюю часть кита. Молчун и Душечка ползли вслед за ним.
Раздался очередной взрыв. Молчун потерял равновесие и сорвался вниз. Душечка ухватилась одной рукой за орган, напоминавший дерево, а другой поймала пролетавшего мимо нее Молчуна и одним рывком поставила его на ноги.
– Это не женщина, – пробормотал Боманц. – Будь я проклят.
Задняя половина воздушного кита теперь опускалась чуть быстрее, чем передняя. Повторные взрывы разбрасывали во все стороны куски китовой плоти. Пылающие кометы во мраке ночи. Продолжая непрерывно ругаться, Боманц карабкался все дальше, с каждой секундой все больше удивляясь, зачем это ему нужно.
Затем к нему стал возвращаться страх, дитя беспомощности. Все его выдающиеся способности сейчас были ни к чему.
Оставалось только ползти, спасаясь от наступающего огня. Ползти до тех пор, пока не придет момент учиться летать.
Новый сильный взрыв разорвал тушу кита. Боманц упал. Задняя часть чудища наконец отвалилась и отлетела в сторону, объятая пламенем. Остаток туши резко подпрыгнул в воздухе, пытаясь вернуться в горизонтальное положение. При этом его мотало из стороны в сторону, раскачивая с боку на бок. Старый колдун цеплялся за что попало и сыпал проклятиями, как тот канюк.
Вдруг его ухо уловило тонкий хнычущий звук.
Футах в пяти он увидел светящиеся глаза маленькой манты. Когда передняя часть кита выровнялась, он пополз в ту сторону.
– Ну что, тебя забыли, малыш? Иди-ка сюда.
Детеныш зашипел, зафыркал и даже попытался пустить молнию. Получилась крошечная голубая искорка. Боманц выудил его из зарослей.
– Смотри-ка, совсем крошечный. Не мудрено, что они тебя не заметили, а?
Детеныш оказался размером с некрупную кошку. Вряд ли ему было больше месяца от роду.
Боманц осторожно пристроил его на левом плече. Детеныш почти сразу перестал сопротивляться. Казалось, он даже был доволен, что его одиночество кончилось.
Старый колдун возобновил свое путешествие.
Воздушный кит восстановил устойчивость насколько мог. Боманц осторожно пристроился поближе к краю. Он взглянул вниз как раз вовремя, чтобы увидеть, как падающая часть тела кита ударилась об землю.
Молчун и Душечка присоединились к старику. Их лица, как обычно, казались бесстрастными масками. Одна темная, другая – светлая. Молчун пристально смотрел на землю. Душечку, похоже, больше интересовала маленькая манта.
– Под нами две тысячи футов, – сказал Боманц. – Время еще есть. Падать будем долго. Нас должно беспокоить другое.
Этим другим были язычки пламени, окаймлявшие место, откуда оторвалась задняя часть кита. Любой из них в любую минуту мог добраться до следующего газового пузыря.
– Нам остается пробраться вперед так далеко, как мы сможем, и надеяться на лучшее, – добавил колдун, постаравшись вложить в голос как можно больше надежды. А ее-то он почти не испытывал.
Молчун кивнул.
Боманц огляделся. Монастырь, подожженный пожирателем огня, горел вовсю. Значит, его план сработал. Отчасти. Но, прислушавшись повнимательней, он почувствовал, как среди пожарища катается бурлящий клубок ярости и боли.
Хромой снова уцелел.
И его план сработал. Отчасти.
Я не верил своим глазам. Ворон сломался. Бедро мучило его куда сильнее, чем он хотел показать.
Как сдался, так перестал двигаться и не произнес ни единого слова с того момента, как его воля спасовала перед телом. Думаю, он стыдился самого себя.
Может, надеялся я, этот сукин сын наконец сообразит, что ему совсем не обязательно корчить из себя супермена. Я вовсе не собирался вычеркивать из своей жизни друга только потому, что ему вдруг оказались не чужды человеческие слабости.
Я был так же выжат, как он, но не мог позволить себе лечь умирать. Светопредставление около монастыря разгоралось все ярче. Отдельные языки пламени выплескивались в нашу сторону. Я слишком сильно нервничал, чтобы вырубиться, хотя от усталости ныли даже кончики моих ногтей. Еще одна вспышка. В небе расцвела огромная огненная роза. Какая-то здоровенная штука падала вниз, крутясь и разбрасывая во все стороны сгустки огня.
И тут я понял, что это такое.
– Ворон, – позвал я, – приподними-ка свою задницу да посмотри на эту маму.
Он проворчал что-то, но не обернулся.
– Это воздушный кит, понял? С Равнины Страха. Что ты теперь скажешь?
Мне довелось видеть парочку таких китов, вот так же продырявленных во время кровавой бойни в Курганье.
– Похоже на то. – Ворон все-таки повернулся и посмотрел. Его голос оставался спокойным, но лицо вдруг сделалось пепельно-серым, будто он увидел прямо перед собой саму Смерть.
– А как он здесь оказался? – Тут я заткнулся. Догадался, как.
– Не по мою душу, парень. Кто на равнине может знать, где меня искать? И кому там есть до меня дело?
