Алун смотрел на собеседника в темноте, думал о бремени этих слов. О целой жизни с таким бременем.
— Ты бросил меч, чтобы прийти сюда.
Тут он увидел, как Брин улыбнулся. С легкой печалью большой мужчина ответил:
— Как я мог позволить тебе оказаться храбрее меня, парень? — Он снова улыбнулся и встал. — Я слишком старый и толстый, чтобы сидеть на корточках всю ночь в темноте. — Его массивная фигура темным силуэтом выделялась на фоне неба.
Сияющая фигурка у дерева отошла еще на несколько шагов от них.
— Железо, — тихо произнесла она. — Все еще. Это… больно.
Брин не двигался. «Он ее не услышал? — подумал Алун. — Так и не узнал музыки этого голоса за все эти годы? Почти целую жизнь тому назад». И удивился, что у кого-то хватило силы воли узнать все это, но никому не рассказывать и не приближаться.
— Но я оставил свой… — Брин осекся. Тихо выругался. Полез рукой в сапог и вытащил спрятанный там нож. — Мне очень жаль, — сказал он. — Это не нарочно, дух. — Он отвернулся, сделал шаг в сторону и метнул нож в ночной воздух, далеко вниз с холма, через забор, в пустой двор.
Очень сильный бросок. «Я бы так не смог», — подумал Алун. Он смотрел на стоящего рядом человека: это он когда-то убил Вольгана, в те дни, когда эрлинги приплывали сюда каждую весну или лето, год за годом, большими дружинами. То были времена более трудные, более темные, еще до рождения Алуна и Дея. Но если тебя убили на узкой, заброшенной тропинке сегодня, то ты бы погиб точно так же, как мог погибнуть тогда, от рук людей самого Вольгана, не так ли? А твоя душа…
Брин повернулся к нему.
— Нам надо идти, — сказал он. — Мы должны идти.
Алун продолжал стоять на коленях на холодной траве. «А твоя душа?» Он сказал:
— Считается, что ее не существует, да?
— Кто станет это утверждать? — спросил Брин. — Разве они были глупцами, наши предки, которые рассказывали о феях? Об их славе и падении? Их народ живет здесь дольше, чем мы. А священники проповедуют, что они угрожают нашей надежде на Свет.
— Они это проповедуют? — спросил Алун.
И услышал горечь в собственном голосе. Здесь царила тьма, в звездной ночи, свет был только там, где стояла фея.
Он снова повернул голову, почти против своей воли, и посмотрел на нее. Ее волосы опять стали светлыми. После того, как нож улетел, подумал он. Он вспомнил прикосновение ее пальцев, аромат цветов. Он сглотнул. Ему хотелось еще раз спросить ее о Дее, но он не спросил. Промолчал.
— Ты знаешь, что это правда, то, что они проповедуют, — сказал Брин ап Хиул. Он смотрел на Алуна, а не на сияющую фигурку за деревом, теперь ее волосы приобрели цвет неба на востоке перед восходом солнца. — Ты это чувствуешь, не так ли? Даже здесь. Пошли вниз, парень. Помолимся вместе. За твоего брата, и моих людей, и за нас самих.
— Ты можешь… просто уйти от этого? — спросил Алун. Он смотрел на фею, которая тоже смотрела на него, не двигаясь, не говоря ни слова.
— Я должен, — ответил Брин. — Я всю жизнь так поступал. И ты тоже теперь начнешь так поступать ради своей души и ради всего того, что нужно сделать.
Алун услышал нечто странное в его голосе. Повернул голову и снова поднял глаза. Брин смотрел на него сверху, в упор, смутная фигура в ночной темноте. Тридцать лет с мечом, в сражениях. «Ради того, что нужно сделать». Если бы сегодня ночью светила одна из лун, ничего этого не случилось бы.
Но Дей все равно был бы мертв. Среди прочих мертвых. Дочь Брина бросила ему вызов, заставила уйти в ночь, потому что… он не смог ей ответить и не мог освободиться от этой пустоты внутри.
Алун снова повернулся к фее. Ее широко расставленные глаза смотрели прямо в его глаза. Может быть, подумал он, облегчение возможно. Он медленно вдохнул воздух и выдохнул его. Встал.
— Присмотри за ним, — произнес он. Больше ничего. Она поймет.
Она сделала несколько шагов вперед, обратно к дереву. Положила на него руку, словно обняла, и слилась с ним. Брин повернулся спиной и решительно зашагал вниз, Алун следовал за ним, не оглядываясь, зная, что она там, смотрит на него со склона, из другого мира.
Когда он вошел во двор, Брин уже нашел их мечи. Он подал Алуну его меч и пояс.
— Утром найду нож, — сказал ап Хиул. Алун покачал головой.
— Мне кажется, я видел, куда он упал. — Он пересек двор. Свет от ламп в домах так далеко не добирался, только освещал окна, показывая, где находятся люди, присутствие жизни среди умирающих и мертвых. Он почти сразу же нашел нож в темной грязи. Принес его Брину, который постоял несколько секунд, держа его в руках и глядя на Алуна.
— Твой брат был нашим гостем, — наконец сказал он. — Я в горе и за твоего отца и мать.
Алун кивнул головой.
— Мой отец — человек… твердый. Полагаю, тебе это известно. Наша мать…
Их мать.
Да будет божий свет твоим, сынок. Пусть приведет тот свет тебя домой, ко мне…
— Моей матери захочется умереть, — сказал он.
— Мы живем в жестоком мире, — через мгновение ответил Брин, с трудом подбирая слова. — Несомненно, они найдут утешение в том, что у них есть еще один сильный сын, чтобы нести то бремя, которое теперь ляжет на их плечи.
Алун посмотрел на него в темноте. Мощная фигура.
— Иногда люди… не хотят нести свое бремя, знаешь ли.
Брин пожал плечами.
— Бывает иногда.
Больше он ничего не прибавил.
Алун вздохнул, почувствовал огромную усталость. Он теперь наследник Кадира со всеми вытекающими последствиями. Он покачал головой.
Брин нагнулся и сунул кинжал в сапог. Выпрямился. Они стояли вдвоем во дворе под звездами, словно на полпути между лесом на склоне и огнями.
Брин кашлянул.
— Там, наверху, ты сказал… ты попросил ее позаботиться о нем. Гм, что…
Алун снова покачал головой и не ответил. «Никогда не ответит на этот вопрос», — решил он. Брин снова откашлялся. Из дома, из-за двойных дверей, до них донесся чей-то крик боли.
Они стоят так, осознал Алун, что им не видно, не пропало ли сияние на вершине холма. Если повернуть голову…
Брин внезапно шлепнул себя ладонью по ляжке, словно для того, чтобы разрушить настроение или чары.
— У меня для тебя есть подарок, — ворчливо произнес он и свистнул.
Несколько секунд ничего не происходило, потом из темноты появилась тень и подошла к ним. Пес — это был волкодав, и громадный, — потерся головой о бедро ап Хиула. Брин опустил руку и положил ладонь на лохматую шею пса.
— Кафал, — спокойно сказал он. — Слушай меня. У тебя теперь новый хозяин. Вот он. Иди к нему. — Он убрал руку и шагнул в сторону. Сначала опять ничего не произошло, потом пес наклонил голову набок — серую, подумал Алун, хотя в темноте трудно было разобрать, — посмотрел на Брина, потом на Алуна.
