– Ну, что ж, друзья мои, – сказал он, когда с завтраком было покончено, – пора решать, как дальше быть. На эти деньги долго мы не проживём, а если дела пойдут так же плохо, то на зубах у нас не будет ничего, кроме церковного звона. У меня есть кое-какие сбережения, но и их надолго не хватит. Троих теперь мы не потянем. Бликса, слышь, ты как насчёт того, чтобы домой пойти?
Бликса в сомнении потёр небритый подбородок.
– Пойти-то, конечно, можно, – сказал он неуверенно, – но может, лучше я пока у вас останусь? Как-никак, я в долгу перед вами. Так что, ежели струмент какой найдётся, я бы и поработать не прочь, а заработок – вам.
– У Людвига твои паялки лежат, он их прибрал, я спрашивал, – рассеянно ответил Тил, перебирая деньги на столе. – Можешь забрать, если хочешь. – Он поднял взгляд. – Рудольф, а может, не так всё плохо?
– А что ты предлагаешь?
– Ну… продадим что-нибудь.
– Что, например?
– Ну… – Тил почему-то покосился на свои башмаки, купленные для него по случаю травником, и поспешил сменить тему: – Потом, я ведь кое-что помню, чему Жуга учил, а больные всё же деньги платят… Зиму как-нибудь протянем, а там, быть может, и Жуга объявится.
Наверху послышался топот и писк. Скрипнула дверь. Все невольно вскинулись и посмотрели на Рика, который вперевалочку спускался по лестнице.
– Этот ещё… зелень ходячая… – старик поморщился и откинулся на спинку кресла. – Сомневаюсь я насчёт Жуги. После всего, что ты рассказал, вряд ли он вообще вернётся. Более того, думаю, что и твои аптечные дела теперь пойдут всё хуже и хуже.
– С чего ты взял?
Тот пожал плечами:
– Предчувствие.
***
Рудольф как в воду глядел – не прошло и дня, как неприятности посыпались на них как из мешка. Из семерых больных лишь двое взяли предложенные Телли снадобья. Четверо решили подождать, покуда не вернётся Жуга, а один и вовсе отказался говорить о своих болячках, когда узнал, что травника нет дома. Тил пробежался по аптекам и по докторам в надежде получить заказ на травы и настойки, как бывало раньше, но заказов набралось всего ничего и мальчишка приуныл уже всерьёз.
А ближе к вечеру, как будто всего этого было мало, в дом старьёвщика ввалились четверо алебардистов из городской стражи с капитаном Альтенбахом во главе. Они подождали, пока этот самый Альтенбах разворачивал пергаментный свиток и объявлял, что ему приказано «арестовать и препроводить под стражу местного фармация по имени Жуга, который смутьян и безобразник третьего дня в корчме под Красным Петухом подлую драку учинил, четверых человек при свидетелях насмерть мечом порешивши», а после, грохоча сапогами, сопя и ругаясь, перевернули в доме всё вверх дном и ушли, напоследок огрев дракона древком алебарды по спине и засветив мальчишке кулаком под глаз.
Спустя ещё часок заявился посланник из канцелярии бургомистра, ткнул Рудольфу под нос свиток с красно-золотой печатью и обявил, что поскольку Жуга с прозваньем Лис исчез из города и пребывает в розыске, патент и разрешенье, выданные на его имя, отныне следует считать недействительными, и любая деятельность Телли по сбыту и изготовлению лекарств подлежит пресечению.
Потом явился посланник от гильдии ростовщиков с намереньем напомнить о заложенном Рудольфом доме, который откупил себе Жуга, который в свою очередь исчез теперь неизвестно куда, не выплатив проценты по закладу и не уладив перед тем ещё какие-то формальности, и Телли начал сатанеть.
– Да что они там, с ума все посходили?! – кричал он, в бессильной ярости бросаясь на Рудольфа. – Что же это творится?
Но настоящие неприятности, как выяснилось вскоре, ещё только начинались.
Весть о случившейся вчера в корчме резне распространялась со скоростью пожара, обрастая по пути всё новыми и новыми подробностями, и к вечеру о ней уже знал весь город. Едва стемнело, к улице Синей Сойки двинулась большущая толпа, вооружённая лопатами, факелами и дрекольем, и распалённая пивом и злобой.
– Думаю, вам лучше уйти, – сказал Рудольф, выглянув в окошко и теперь запирая дверь.
– А ты? – опешил Бликса.
– Вряд ли они пришли за мной.
– Ты думаешь, они будут разбираться?
– Чего спорите? – угрюмо вмешался Телли. – Всё равно уже поздно.
Рудольф не ответил.
Старый тополь уже давно не был преградой – и сами обитатели Рудольфова особняка, и разные бродяги уже растащили на дрова все ветки и макушку. Толпа запрудила улицу, по крыше дома загремели камни.
– Эй, душегубцы! А ну выходите, лекаришки поганые!
– Отпирай, Рудольф!
– Где энтот, Лис который? Пушшай выйдет!
– А не то дом сожгём!
– Верно! Петуха им пустить. За «Петуха»!
– Эта… красного!
Подобранная кем-то прогнившая балка тараном ударила в ставни, оконное стекло со звоном лопнуло. Кто-то влез на крышу, кровлю разобрать побоялся, но от злобы помочился в трубу. Угли в камине противно зашипели, комнату наполнила вонь. Шутку на улице встретили хохотом и улюлюканьем и с новой силой набросились на дверь.
Рудольф встал:
– Я выйду.
– С ума сошёл! – вскочил Телли.
– Должен же им кто-то сказать, что Жуги здесь нет! Пусти.
Решительным движеньем отстранив мальчишку, старьёвщик снял засов и распахнул дверь. Толпа невольно притихла, только пламя факелов, потрескивая, трепетало на ветру. Взгляд Рудольфа медленно скользил по серым, в сумерках почти неразличимым лицам горожан.
– Чего пришли? – сказал он наконец. – Это мой дом. Вы все меня знаете. Я вам зла не делал.
Толпа зашевелилась.
– Где этот… рыжий?
– Да, иде он?
Рудольф нахмурился.
– Его здесь нет. Стражники сегодня уже обыскивали дом.
«Врёшь, тута он!», – загомонили люди. – «Негде больше…», «Выйдет пусть только… сами разберёмся…».
Кто-то бросил камень. Ещё. Рудольф шатнулся, ухватился за косяк и медленно осел на ступеньки крыльца. Едва соображая, что делает, Телли выскочил и едва успел подхватить старика. Закусил губу и обернулся к толпе.
– Вы что ж творите, гады?!
И в этот момент наружу высунулся Рик.
Толпа охнула разом и сдала назад. Взревела:
– Вон он!
– Вона!
– Бесовское отродье! Бей его!
– Бей! Бей!
Кто-то спешно проталкивался назад, другой наоборот лез вперёд, толпа сливалась в серое бесформенное месиво – свет факелов в глазах, оскаленные зубы, палки, камни, кулаки. Рудольф с неровной ссадиной на лбу… Слёзы мешали смотреть, Тил чувствовал, как что-то злобное, отчаянное поднимается в груди, комком клокочет в горле. В один короткий миг как будто что-то вдруг открылось в голове, он вскинул руки – не то закрываясь, не то для удара, и… стал выкрикивать:
– Айло айвэтур энг Ихэл Айвэнгилэ…
