— Звездочёт-мельник? Очаровательно, — не удержался Марк. — Он сдаёт комнаты в наём?
— Луну назад его съел звеРрюга! — обиделась полярная лисичка.
— Да? — поднял бровь Марк. — Крупный?
— Медведь, — гордо сказала Илса, словно это повышало ценность мельницы в несколько раз.
— Не то, чтобы я тебе не верю, но в моём представлении звездочёты и мельники сочетаются как-то плохо… — заметил Марк.
— Ничего тебе не буду объяснять! — окончательно разозлилась Илса. — Сам на месте всё поймёшь.
— Ладно, — примирительно сказал Марк. — Стол там есть?
— Есть. Три. И на кухне один.
— Ну и чудесно. Кутузов в Филях и меньшим обходился.
— Это кто? — заинтересовалась Илса.
— Человек, загнанный в подобную ситуацию, — не стал вдаваться в подробности Марк. — Одноглазый, к тому же.
— О, как наш пророк! — поразилась Илса. — Это здорово.
— Почему? — удивился Марк.
Полярная лисичка беззаботно пожала плечами:
— Просто так. Получается, что у нас много общего.
— Ага, Кутузов нас сплотил, — подтвердил ехидно Марк.
Он был уверен, что не пропустит появления росомахи. Но пропустил, видимо по вине Кутузова.
ЗвеРрюга вынырнул из-за камня, хотя Марк мог поклясться, что мгновение назад там никого не было.
Увидев Илсу, росомаха плотоядно заурчал.
— Не трогать! — рявкнул Марк. — Забыл?
Росомаха покаянно мотнул плоской башкой.
— Я предлагаю податься на мельницу, — мурлыкнула Илса, отскочив на безопасное расстояние. — Со звеРрюгой ты благополучно воссоединился, а ночь не за горами. Не на берегу же реки ты собрался жить? Или решил берлогу Гиса занять?
— Соседи больно склочные, а так — я бы занял, — пробурчал Марк. — Ну пошли, посмотрим, что там такое. Ты — сытый? — обратился он к звеРрюге.
Тот кивнул, облизываясь.
Потом морда сменилась лицом в обрамлении шерстистых бакенбард и неожиданно прозвучало:
— А ты?
— Спасибо, я тоже! — откровенно растерялся Марк.
Илса хихикнула
— И ничего смешного! — обиделся Марк.
— А я и не смеюсь, — стала уверять его лисичка, прикрывая рот ладошкой. — Я вовсе даже наоборот.
— Лисьи отмазки! И вообще. Общественное мнение, например, считает, что это я убил Гиса.
— Какая прелесть! — хмыкнула Илса. — Но, зная наш город, я не удивлена. Это, знаешь ли, даже почётно. Пошли, холодает.
Лисичка повела в обход Оленьего Двора, к месту, расположенному выше по течению реки.
Шагалось легко. Тем более, что к густозаселённым эту часть города отнести было нельзя. А вот руин было много, и руин старых.
— Это осталось от города людей. В ЗвеРре здесь селились плохо. Считалось опасным местом, — объяснила Илса. — Мост недалеко. Только Хранители Артефакта могли безбоязненно жить на берегу реки. И то, до определённого времени, как выяснилось… А вот и мельница. Убедился?
— Мало ли что мельница… — проворчал Марк. — Против мельницы я не возражаю. Сейчас поглядим, что за мельница, за такая…
— Сколько угодно, — оставила последнее слово за собой Илса. — Смотри на здоровье.
Они вышли на берег ЗвеРры-реки. В этом месте из воды поднимался скалистый остров, он резал водный поток на два рукава, зажатые в узкие тиски берегов.
Ближний к городу рукав водопадом обрушивался с каменной перемычки, соединяющего скалы берега и острова.
Водопад был небольшим, однако напора вполне хватало, чтобы крутить искусно установленное водяное колесо. Тугие струи, падая, с силой били в лопасти. Единая масса воды гулко дробилась на мириады частиц и закатное солнце зажигало многочисленные радуги над водопадом.
Сама мельница была встроена в склон каскадом этажей. Два этажа были рабочими, третий — кухонным, а четвёртый, верхний — жилым.
— Похожий водопад есть ниже города. Только он больше и на нём выдры живут, — пояснила Илса, перекрикивая шум воды.
— Выдровый Водопад, знаю, — кивнул в ответ Марк.
Росомаха неодобрительно помотал головой, постоянный гул водопада ему не нравился.
Марка интересовало, для каких целей использовали мельницу, поэтому он не стал подниматься по деревянной лестнице наверх, к жилой надстройке, а начал осмотр с рабочих помещений.
Конструкция мельницы оказалась сложнее, чем он предполагал: сила падающей воды хитрым образом распределялась на валы, которые вращали два небольших жернова, и поднимали-опускали молоточки в деревяной лохани. Рядом с лоханью стоял глубокий чан, за ним — прямоугольные сита и пресс.
Один жернов был обычным. Второй не совсем: верхний камень катился по нижнему, как если бы на стрелку циферблата опрокинутых навзничь гигантских часов надели колесо.
Марк принюхался: жернова источал тонкий приятный запах, впрочем, перемежаемый более едкими ароматами. В чём он мог бы поклясться совершенно точно, — муку на этой мельнице вряд ли мололи.
— Ну что, догадался, что тут делали?! — ехидно спросила его Илса. Вопрос ей пришлось прокричать прямо Марку в ухо.
Марк почесал затылок.
— Пряности измельчали?! — проорал он в ответ.
Полярная лисичка радостно мотнула головой.
— Не угадал!!!
Марк пожал плечами, осмотрел всё ещё раз и вышел.
Ступеньки лестницы прогибались под ногами. Наверху, в жилом ярусе, возвышающемся над берегом, было значительно тише. Гул водопада, грохот жернова и молоточков никуда не делись, но звучали глухо, словно в отдалении.
Весь этаж был одной большой комнатой с окнами на четыре стороны света. Под восточным, южным и западным окном стояло по столу. В центре комнаты, изголовьем к широкой печной трубе, располагалась большая кровать под пологом. Полог отсутствовал, но деревянные перекладины каркаса остались. Крутая лестница, притаившаяся в северо-восточном углу, вела в кухню ярусом ниже и на чердак.
Марк решил оставить лавры кухонного первооткрывателя Птеке, а самому заняться чердаком. Положив рюкзак на кровать, он поднялся по лестнице, и выбрался наверх через квадратное отверстие в потолке.
Чердак оказался просторным и высоким. Хорошо проветриваемым. На стропилах были закреплены ряды жердей.
"Звездочёт-мельник рыбу сушил?" — спросил сам себя Марк и сам же себе ответил: "Не похоже…"
Он обошёл чердак и очередной лестницей, теперь винтовой, поднялся ещё выше, на крышу. И оказался над городом, над рекой, над миром…
Верхушку четырехскатной крыши словно срезали гигантским ножом, сделав пятачок вместо маковки. Кованые перила ограждали смотровую площадку, флюгер в виде сидящего на сосновой ветке соболя, укреплённый на штыре-копье, указывал направление ветра.