Торн, которого все это мало волновало, только пожал плечами. Варвара, конечно же, поразило убранство зала, но в данный момент, он подумывал о том, не пересекли ли они ту черту, из-за которой уже не было возврата. Может, не следовало плыть на этот проклятый остров? Ведь и у простых людей деньги водятся. А они сами сунули головы в пасть тигру. Вот и расплачиваются теперь.
В этот момент камень на груди стигийца ярко засветился, и он почувствовал, как в тело вливается невиданная доселе мощь.
Хозяин, что происходит? — заволновался Торн. Он увидел, как Рамона охватил огонь, и теперь тот стоял в сиянии света.
Все отлично, друг мой! Даже лучше, — воскликнул стигиец и неожиданно исчез.
* * *
Рамон ошалело смотрел на огромную кровать, занимающую почти всю комнату. Над ложем был натянут балдахин, точно такой, как и представил себе чародей.
— О, боги… — изумленно прошептал Рамон. Только сейчас он понял, какая власть теперь принадлежит ему. — Нет! Какие еще боги?! У меня нет богов. Я сам теперь бог! — закричал он во весь голос.
Вернувшись в верхний зал, стигиец застал там Торна, который метался в поисках господина.
— Хозяин! — обрадовано вскричал асир. — Где вы были?
— Так сразу и не объяснить. Давай лучше покажу.
И они очутились в зале с бассейном, наполненным прохладной водой.
— Ну, как?
Варвар лишь продолжал хлопать глазами.
— Хозяин!
— Нет, нет! Не называй больше меня так. Я теперь стал богом.
Живой ум северянина схватывал все на лету. Он умел приспосабливаться к любым условиям. А раз стигийцу хочется, чтобы его величали по-другому, что ж, так тому и быть. Главное, чтобы Торн имел с этого выгоду.
— Да, хозяи… то есть, мой бог. Как скажете. Они долго нежились в водной прохладе, пока
Рамон не вспомнил о пленном солдате.
— Пора и ему насладится моим могуществом. Он усилием мысли перенес воина в купальню, и тот, упав сверху, увидел своих мучителей.
— Это же надо, кто нас посетил! — насмешливо бросил стигиец. — Ну, наслаждайся! Созерцай!
И он громко рассмеялся.
После ванны, наполненной чистейшей родниковой водой, им захотелось массажа и других плотских удовольствий. Но сколько Рамон ни представлял себе туранских танцовщиц и шемитских массажисток, ничего у него не вышло.
— Ладно, потом разберемся, — буркнул помрачневший стигиец. Ему очень не понравилось то, что его власть имеет ограничения.
Он представил себе роскошную трапезную, и они там и оказались. Настроение сразу же поднялось.
— Угощайтесь, друзья мои! — громко воскликнул стигиец.
Торн с наслаждением принялся вкушать долгожданную пищу, а вот перед пленником появились лишь кувшин с водой да краюха черствого хлеба. Как это было ни унизительно, но он набросился на пищу.
— Вот, Торн, и такие твари смеют называть себя людьми! — с наигранным возмущением воскликнул Рамон. — Ни манер, ни гордости…
Он отщипнул холеными пальцами кусочек цесарки, а затем отпил вина.
— Вот я, к примеру, тоже голоден. Но это вовсе не значит, что можно позволить себе опустится до уровня свиньи.
Рамон продолжал разглагольствовать, пробуя разнообразные кушанья, коими был уставлен весь стол.
— Увы, но мир, по большей части, населяют грубые и грязные людишки. Вот как этот, например.
Стигиец бросил бедняге недоеденную кость, и тот принялся старательно ее обгладывать.
— О чем и речь! — печально произнес Рамон. — Зато такие люди, как я, рождаются раз в столетие. А может и реже. Я велик! Что, впрочем, осознаю в полной мере. Так выпьем же за мою скромную персону и пожелаем ей, как говорят в Кхитае, процветать еще тысячу лет!
Асир вскочил на ноги и поднял бокал. Вся эта клоунада изрядно забавляла его, но он не показывал вида.
— За тебя, мой бог. Славься же и процветай три тысячи лет!
Рамон захохотал:
— Ты прав, друг мой! Три тысячи, а не одну. Три!
Они пили и ели до тех пор, пока не свалились без сил. Последним усилием мысли стигиец перенес их в спальню. После этого они отключились.
* * *
Огромный кузнечный молот нещадно бил по голове, и Рамон застонал. Распухшие веки никак не хотели раскрываться, а во рту пересохло, как во время перехода по степи, когда у них совсем не было воды.
Наконец веки приподнялись, и стигиец увидел потолок. Однако тот тут же куда-то уплыл, вызвав приступ тошноты.
А великан, лупивший молотом по голове, все не желал убираться прочь.
— Торн, — выдавил из себя стигиец, примерно спустя один колокол.
Очень нескоро варвар отозвался:
— А-а-а…
На большее его не хватило.
Рамон знал, что лучше всего сейчас могло помочь охлажденное вино. Вот только откуда его взять? Как он ни тужился, но представить себе кувшин с напитком не смог.
После нескольких неудачных попыток новоявленный бог задремал. Находящемуся здесь же пленному воину их мучения были единственным утешением. Проснувшись поутру, он снова попытался избавиться от кандалов, но цепи были слишком тяжелы.
Кроме этого, пленник вновь и вновь повторял слово «Сиптах», Однако полное отсутствие магических способностей не позволяло ему воспользоваться волшебством замка.
Когда Рамон снова пришел в себя, ему стало несколько полегче. В этот раз стигиец сумел даже наколдовать столь вожделенную жидкость. Он залпом ополовинил кувшин и снова отключился. Торну пришлось намного хуже. Варвару пришлось проползти почти всю комнату, прежде чем он достиг желанного сосуда. Кроме того, этому гиганту, требовалось нечто большее, нежели полкувшина жиденького стигийского пойла.
«Ах, сейчас бы кувшинчика два красного аргосского», — мечтательно подумал он, но делать было нечего. Рамон уже спал, а будить его Торн не решился.
Еще через день они смогли окончательно отойти от последствий своих неумеренных алкогольных возлияний. Правда, для этого обоим пришлось долго пролежать в холодной воде бассейна.
Ломтики фруктов помогли избежать новых приступов тошноты. И только после этого Рамон опять вспомнил о пленнике.
Надо его поберечь для жертвоприношения, решил он и наколдовал солдату воду и пищу. Все эти дни, пока они мучились от похмелья, воин сидел на цепи, лишенный каких-либо удобств. Ему даже пришлось ходить под себя, отчего комната стала смердеть. Иногда ему надо мыться, решил стигиец, и бросил солдата в ледяную воду… естественно, не в тот бассейн, где прохлаждались они с Торном.
Памятуя о последней трапезе, они не стали налегать на вино, лишь немного подкрепились. Хотя и аппетита-то особого не было. И лишь после всего этого, удобно устроившись возле небольшого камина, новые хозяева замка перешли к обсуждению дел насущных.
