"То есть как? – музыка выше мелодий, ритма и прочей, как ты называешь, ерунды?" – "А вот так!!! Мелодия ограничивает восприятие. А ритм – это вообще оковы! Ты почитай, что пишет об этом Офелия! А силонокулл – наоборот: безгранично расширяет восприятие! В этой музыке всё: и космическая мощь, и бесконечность пространства, в котором всё едино, все имеет смысл – и одновременно не имеет его!" Тут уж Моти решился перебить сына: "Вот именно: не имеет никакого смысла то штукарство, что эти странные типы нам сейчас выдали. Представь себе, Рути: один… по имени Куку… понимаешь?.. э-э-э… Бакбукини… всё время со страшной силой бьёт бутылки! Много-много бутылок!.. – рассказывая об этом, он устало плюхнулся на скамейку рядом со спящей Ширли, -…а другой, которого нам представили – сахиб Ад-Малек… играет на электронном гибриде электропилы с электродрелью – и звук соответствующий. Это у них называется музыка? А наша жутко гениальная Офелия Тишкер им поёт гимны и оды слагает! У неё это оч-ч-чень складно выходит, куда как доступнее, нежели объекты её описаний… Ну, естественно, Тим… э-э-э… за нею повторяет, а наши умные сыновья – за Тимом…" Рути вполголоса прошелестела: "Ад-Малек… – странное имя… Неудивительно, что Туми повторяет за Офелией Тишкер все её… Не знаю, как назвать поприличнее… Только бы наши сыновья не повторяли…" Моти укоризненно и с горечью покачал головой: "То-то и беда, что повторяют!.." Но мальчики не слышали беседы родителей, они наперебой упивались воспоминаниями о концерте.
Моти, вставая со скамейки, чётко и резко проговорил: "В общем, мальчики, как вы хотите, но в ближайшее время я вам не советую посещать "Цедефошрию", особенно такие концерты. Вот подрастёте – и на здоровье… А пока… Моей же ноги на этих концертах не будет! Когда у меня есть время для музыки, я хочу получить удовольствие, но не удар по мозгам и нервам!.. Между прочим, – он повернул голову к жене: – этот жуткий силонофон, из которого непонятно, как он звуки извлекает… в общем, он берёт вовсе не повышенной громкостью, а… не знаю даже, как сказать… Я попытался проанализировать: громкость как раз там не такая уж сумасшедшая, он звучит… как бы это поточнее выразить… негромко, как бы обволакивающе, вкрадчиво… даже не влезает в тебя, а – проскальзывает в самое нутро, как червем каким-то, ужом…" – "Не волнуйся, если у него появятся подражатели, они постараются достичь нужного им эффекта именно громкостью…" – тихо и опасливо заметила Рути. – "Да, подражатели – это почти всегда карикатура на оригинал…" Рути погладила спящую Ширли и ласково прошелестела: "Доченька, папа с мальчиками пришли, мы домой едем!" Девочка, вздрогнув, подняла голову, сонно щурясь.
"Ну, а у вас как было?" – наконец, спросил Моти. – "Как всегда, хорошо и приятно…
Ширли потанцевала с ровесниками, а я посидела, поглазела на весёлых, радостных детей, послушала очень приятные мелодии песен, потом мы пошли в "Шоко-Мамтоко".
Ну, как и собирались. Никаких неожиданностей… Ах, да… В кондитерской, когда мы уже доедали, и Ширли устало ковыряла ложкой в бокале, к нам за столик подсели Нехама и две её дочки – одна постарше Ширли, крупная, полненькая такая… другая маленькая, 5 или 6 лет. Я почему-то думала, что у них первенец сын…" – "Ну, да, он старше наших мальчиков. А как Нехама?.. А где Бенци и остальное потомство?" – "Нехама сказала, что Бенци и мальчики ещё в "Цлилей Рина", а её девочки затащили сюда, особенно малышка тянула, захотелось шоколад со взбитыми сливками, боялась, что кончится или кафе закроют… Нехама всё такая же худенькая и стройная…
Пятерых родила…" – и Рути, которая с молодости очень переживала из-за своей полноты, вздохнула. Помолчав, она снова заговорила: "Вот ей бы брюки очень подошли, а она… – и вдруг оживилась: – И знаешь, на них, на троих, и на малышке тоже, сарафаны-джинс с прекрасной вышивкой. Я только успела подумать, какие дорогие вещи они носят, и даже малышке покупают дорогое. А Нехама, словно мои мысли угадала, тут же поведала мне: и сшила, и вышила эти сарафаны старшая девочка. Её свекровь, – известная в Меирии мастерица… А я и не знала, что знаменитая геверет Шошана – мама Бенци! Мне-то в молодости дорого было у неё одеваться, я её и не видела ни разу… на их свадьбе – впервые. Вот она и научила внучку всему, что умеет сама. Девочка и шьёт, и вышивает для себя, мамы и сестры, вяжет отцу, братьям. А как она похожа на Бенци! Ты бы видел! Такие же огромные сверкающие глазищи, только без очков, и волосы почти такие же, только в пышную косу заплетённые, а не лохматой гривой. У меня, помнишь, была такая же коса, только светло-русая. Если бы не полненькая и не эта рыжая коса, то… настоящая юная ведьмочка. Правда, добрая ведьмочка. Слишком бойкая девчонка, не чета нашей нежной и тихой Ширли. Нехама говорит: эта девчонка прирождённый командир, братьями, особенно близнецами, которые на полтора года младше неё, командует так, что родителям то и дело приходится её одёргивать. Даже были случаи, что давала им тумаков, а те боялись её больше, чем отца. Я так поняла, что Нехама не очень довольна такой не девчоночьей активностью своей дочери.
Представляешь, Ширли даже не захотела с нею знакомиться!.. Наверно, застеснялась, или от усталости. А маленькая – ну, просто копия Нехамы, только что светленькая, как бабушка Ривка. Красивая девочка…" Моти ласково прикоснулся к руке жены: "Ну, пошли к машине…" Спустя несколько минут, когда машина, тихо шурша шинами по запылённому асфальту, неслась по проспекту, Моти услышал, как Галь пробормотал сонным голосом: "Папа, а ты знаешь, Ад-Малек играл самую гигантскую и самую красивую ракушку, бурей выброшенную на берег, вот что он играл. Поэтому всем и понравилось…" Гай откликнулся таким же сонным голосом: "Ракушка – это самое красивое в мире!"
***
Рассказ Рути о встрече с Нехамой и о младшей дочери Бенци вызвал новую волну воспоминаний. На память пришло, как 6 лет назад на полуденной, раскалённой от летнего зноя шумной улице Эрании он случайно встретился с Бенци.
Моти захлопнул дверь своей новенькой "Субару", привычно проверил, хорошо ли закрыты остальные двери, и направился вдоль по шумной улице. И вдруг увидел своего старого армейского приятеля Бенци, который нёсся навстречу, поглощённый своими мыслями. Его медно-рыжая грива, прикрытая кипой, полыхала огненной короной под яркими солнечными лучами. На его добродушном лице, всё так же напоминающем лик улыбающегося льва, лежала печать усталости и забот.
Моти воскликнул удивлённо и радостно: "Шалом, Бенци!" – ему и впрямь было приятно видеть старого друга, да ещё и после стольких лет, что они не общались.
Тот остановился, вгляделся через очки, – что это за знакомый голос его окликнул по имени? – и они заулыбались друг другу, бросились навстречу, принялись с силой хлопать друг друга по спине, радостно смеясь… Разговорились.
