Лицо Альрика стало задумчивым, но ждать, скажет ли он что-то еще, Гуннар не собирался. Ритуальные слова произнесены, назад не воротишь. Даже если Альрик вдруг поверит и передумает его убивать.
После духоты трактира воздух на улице казался холодным. Ветер взъерошил волосы, Гуннар подставил ему лицо, улыбнулся, глянув в густую, почти летнюю синь неба. Хорошая нынче осень.
Места на заднем дворе хватало. В одном углу, у забора, — колодец, в другом конце — нужник и рядом сараюшка под всякий хлам, запертая на порыжевший засов, между ними — пусто, хоть стенка на стенку ходи. Гуннар остановился на середине двора, поджидая. Альрик, сощурившись против солнца, усмехнулся, сдвинулся вбок. Гуннар спорить не стал, тоже развернулся — правду говоря, он и не рассчитывал, что тот попадется на такую простую уловку. Следом высыпали во двор почти все, кто оказался в трактире — не видно было только компании Сигрун да трактирных подавальщиц — этим не до того, чтобы на поединщиков пялиться.
Противники остановились друг напротив друга — как и предписывал обычай, две длины клинка и три шага между поединщиками. Почти одновременно сняли дублеты, показывая, что не скрывают броню под одеждой. Гуннар нашел взглядом Вигдис, та подошла, забрала одежду, не сказав ни слова, лишь накрыла его руку ладонью, задержав ее чуть дольше, чем годилось бы для случайного прикосновения. Гуннар тоже промолчал — да и не о чем было говорить. Умирать, ясное дело, не хотелось, но уж как получится, а что озноб вдоль хребта гуляет, так это осенний ветер пробрался под тонкую ткань рубахи. Ничего, скоро жарко станет. Во всех смыслах. С другой стороны так же молча забрал одежду одаренный, отступил в толпу.
Они поклонились друг другу, не опуская глаз. Еще не успев до конца распрямить спину, Гуннар прочел на лице Альрика промелькнувшее изумление. Рванулся вперед, пока тот не успел опомниться. Но одаренный если и был ошарашен, пришел в себя почти мгновенно. Принял клинок на плоскую сторону меча, отвел чуть вниз, заставляя клинок Гуннара соскользнуть вдоль лезвия, и одновременно нацеливая острие своего противникув горло.
Гуннар дернулся в сторону. Недостаточно быстро — шею защекотали горячие капли, стекая к плечу. На миг сбилось дыхание. Рана заболит позже, если у него будет это позже. Повинуясь инстинкту, Гуннар отшатнулся, разрывая дистанцию. И туда, где он только что стоял, обрушился поток воды, мигом смерзшейся. К разом взмокшей — и не от сотворенной воды — спине прилипла рубаха. Быстро соображает одаренный, не заморозил бы, так ошарашил. Всего на мгновение, но большего и не нужно.
Альрик перелетел через груду льда, меч обрушился сверху. Гуннар шагнул навстречу, приняв удар на меч, отвел его. Перехватив у локтя руку с оружием, развернулся, рванул вниз и кзади, заставляя Альрика потерять равновесие, споткнувшись о выставленную ногу.
Осталось лишь опустить клинок на незащищенную шею. Хрястнула кость, глухо ударилось оземь тело. Гуннар проткнул горло, добивая — все равно, если перебит хребет, ни один целитель на ноги не поставит — отступил на шаг, переводя дыхание. Даже если самого трясет от запоздалого страха, голос должен звучать ровно.
— Я, Гуннар, прозванный Белобрысым, мечом своим доказал, что неповинен в смерти одаренного Эйлейва. Усомнится ли в этом кто-то еще?
Шея всерьез начала саднить и пропитавшийся кровью ворот рубахи противно лип к плечу. Совершенно не к месту подумалось, что прачка, которой он относил одежду, наверняка станет ворчать. Деньги деньгами, но постоянно отстирывать кровь надоест кому угодно. Он отогнал нелепую мысль, оглядел собравшихся во дворе. Один из тех, что был с Альриком, отвернулся, ссутулившись, второй, что помладше, смотрел на солнце, часто моргая. Альрик был по-своему честен: мог бы попытаться просто остановить сердце — не получилось бы, но об амулете не знал никто, кроме своих. Или подкараулить сотоварищи в темной подворотне. Но вышло так, как вышло.
Когда стало ясно, что больше никто не отзовется, Гуннар убрал меч, отходя от тела — что с ним делать, теперь забота друзей Альрика. Может, кого пришлют забрать, а, может, сожгут и пепел развеют. Загудели люди, возвращаясь обратно в таверну.
Гуннар бездумно коснулся пальцами раны на шее, скривился. Подошла Вигдис, сжала ладонь, улыбнувшись — дескать, волновалась, рада, что все обошлось. Он улыбнулся в ответ — знаю, что напугал, сожалею, но по-другому нельзя было.
— Мне нужно вернуться к его степенству, закончить разговор, — сказала Вигдис. — Наделал же ты шума.
Гуннар пожал плечами: как будто у него был выбор.
— Ему нужен меч или дар?
— Дар.
Тогда можно не спрашивать, что за купец и не найдется ли для него места.
— Я подожду, торопиться некуда.
Она кивнула.
Рядом появился Эрик, бесцеремонно ухватил за плечо, отводя к колодцу, подальше от друзей покойного.
— Снимай. Да не рубаху!
— Царапина.
— Не дури.
Пришлось подчиниться.
— Все получилось, — сказал Эрик.
— Так быстро?
— Еще пара дней, чтобы доделать, а так почти все готово было, только за серебром дело оставалось… Готово, можешь надевать.
Гуннар вернул на шею амулет. Эрик извлек из-за пазухи кошелек.
— Осталось от твоей доли.
Даже так? Гуннар заглянул в кошель, присвистнул. Перспектива голодной смерти отодвигалась минимум на месяц.
— Смарагды были очень удачной идеей, — пояснил Эрик — Если хочешь, у нас с Ингрид все записано. Что почем и как пересчитывали…
— Не хочу.
Это предприятие с самого начала стояло на слепой вере, без расписок и клятв.
— Только Вигдис не говори пока, не порти подарок. — Эрик двинулся обратно в трактир, увлекая за собой. — Я беспокоюсь за нее.
Гуннар кивнул.
— Тоже думаешь, что убийца не остановится?
— Сам сказал, что силы никогда не бывает много. За Ингрид я приглядываю. — Он мечтательно улыбнулся. — Но какой был скандал!
Ингрид умеет скандалить? Ни за что бы не подумал.
— Но нельзя же приглядывать за ними до бесконечности, — заметил Гуннар.
— Да. Я поговорю с друзьями Альрика, мало ли, вдруг чего заметили. Ты сможешь взять на себя мечей из отряда Скегги? Одаренные, по слухам, уехали из города, перед этим всем рассказав, что Белокамень проклят.
— А, может, это они?
— Может, — пожал плечами Эрик. — Есть только один способ узнать.
Так себе способ, если уж начистоту: дождаться, не продолжатся ли смерти. Если продолжатся, то это явно не ребята Скегги. Если нет возможно, это они. А, возможно, и нет, просто душегуб решил затаиться подольше.
Гуннар забрал со стойки пиво и хлеб, сел рядом с Эриком и Ингрид.
— Мало народа сегодня. Давно так?
— Среди одаренных прошел слух, что это дурное место, — сказал Эрик. — Сперва пропал Скегги. Потом погиб Эйлейв, а на следующий же день — Гест…
Так это Гест был третьим… Немудрено что двое одаренных, оставшихся от отряда Скегги, уехали.
— …и после сегодняшнего, когда меч одолел дар, думаю, одаренных в этом трактире станет еще меньше. Бьёрн уже готов сжевать собственную бороду.
— Выходит, остались самые отчаянные? — хмыкнул Гуннар. Оглядел зал — приятели Альрика переместились за стол, где сидела Вигдис и купец с мордоворотами. Все правильно: горе горем, но дело — делом. А Вигдис — умница. Эрик со своими расспросами подождет.
По обычаю победителю поединка не мстили — меч указал правого, и говорить больше не о чем. На деле же случалось по-разному. Некоторые порой решали, что Творец ошибся: в конце концов, многие считают, что Он на стороне того, кто сильнее. Другие весьма вольно трактовали обычаи, как та компания сопляков. Так что правильно Вигдис дала друзьям Альрика время остыть. Или, наоборот, спланировать месть спокойно, но тут уж не угадаешь. С этими мстителями как бы на Вигдис беду не навлечь. Поди пойми, что тут лучше: вовсе без охраны или с таким охранником, которого самого защищать нужно. Он выругался про себя.
— Остались самые отчаянные или самые несуеверные, — пожал плечами Эрик. Гуннар не считал себя суеверным, но будь он одаренным, трижды подумал бы, оставаться ли в «Шибенице» до позднего вечера. Эрик и Ингрид настолько уверены в себе, или… да сколько ж можно!
