что убитый обычно зол на своего убийцу, осыпает его бранью, проклинает… посмертные проклятья иногда срабатывают, так что разумнее всего игнорировать духов, пока у тебя нет к ним никакого дела.
Но в этот раз ему хотелось увидеть выражение лица Эскетинга. Услышать, что тот скажет тому, кого запер в темницу на голодную смерть… а он все равно выбрался и отомстил! Будучи всего лишь мастером, Креол одолел архимага — а это таки повод для гордости!
— Я думал, ты уже давно мертв, как Тиамат, — прошелестели бесплотные губы. — Как ты освободился?
— Это было непросто, — хмыкнул Креол. — Зачем ты убил Утухенгаля?
— А ты бы хотел это узнать, да? — криво улыбнулся Эскетинг.
— Иначе бы не спрашивал.
— Я могу рассказать. Это интересная история. Но… начинать придется издалека, а за мной, кажется, уже пришли…
Креол вздрогнул. Даже его пробрало, когда он узрел этот сгустившийся мрак с парой птичьих крыльев. Хубут-Табал, демон смерти, посланец самого Кура, положил руку на плечо Эскетинга, и Креол невольно отступил на шаг.
— Что меня ждет? — с надеждой спросил мертвый архимаг. — Продолжение веселья?
— Воздаяние и скорбь входят в твое понимание «веселья»? — безразлично спросил Хубут-Табал, исчезая с Эскетингом в клубящемся дыме.
Креол остался один. На мгновение ему захотелось пнуть труп поверженного противника, но он взял себя в руки.
Слишком это мелко для того, кто только что одолел в честном поединке архимага.
Два великих шумерских города лежат на берегу моря. Ур и Йоланг, крупнейшие и богатейшие после Вавилона. Но кроме великих городов есть и малые, в том числе прекрасный Эреду.
Словно вынесенная на песок жемчужина, покоится он среди скал, и жизнь в нем течет тихая и размеренная, а худшей бедой его жители почитают волнение на море. Эреду несказанно древен и стоял здесь тогда, когда еще не был построен ни один из ныне великих городов, но сейчас его затмил сосед, могучий и славный Ур.
Куталлу прожил в Эреду сорок лет. Был рыбаком, как и его отец, и отец его отца. Каждое утро Куталлу выходил из дома, садился в лодку и отправлялся в море, и только если по нему гуляли большие волны — оставался дома. Иногда ходил в питейный дом, но не очень часто, потому что мама каждый раз стенала и взывала к духам предков.
У Куталлу не было жены и детей, поскольку ни одна из девушек не нравилась его маме. Если же Куталлу упорствовал, то у мамы становилось плохо с сердцем, и Куталлу, боясь за ее здоровье, прогонял девушку прочь.
И продолжалось это до тех пор, пока Куталлу сам не стал никому не интересен.
Никому, кроме мамы, конечно. Она со временем дряхлела, старела, ей все чаще нужна была помощь, и Куталлу не мог ее оставить. Сам уже немолодой, он давно не думал о женитьбе, а только о том, чтобы открыть свою рыбную лавку. И лучше не в маленьком Эреду, потому что здесь и без того полно рыбаков и рыботорговцев, а в большом Уре, где богачей много, а вот рыбы, поди, мало.
Но для этого нужны деньги. А откуда Куталлу их взять? Разве что кувшин с джинном в сетях запутается.
Вот бы и правда, то-то хорошо было бы.
На одной только рыбе много не заработаешь. В юности Куталлу был еще и ловцом жемчуга, но маме это очень не нравилось. Боялась, что Куталлу закончит, как отец — пойдет на лов, да и не вернется. Не нашли ведь даже и тела.
Слыша каждый день крики матери, ее жалобы, укоры и требования, Куталлу порой подозревал, что отец не утоп. Его самого так и подмывало сказать, что идет на рыбалку, а пойти вместо этого в Ур. Хоть на лодке, хоть пешком… и даже не обязательно в Ур. Просто куда угодно из дома.
Но старая больная мама без единственного кормильца долго не протянет.
Хорошо бы у Куталлу были деньги. Он бы просто отдал маме все, что имеет, и ушел. Или купил бы ей раба, а то двух. Пусть бы они заботились о маме, а Куталлу бы только навещал. Слушал бы раз в месяц или два, какой он неблагодарный сын, что бросил маму, которая столько для него сделала.
Может быть, он бы даже наложницу завел. А что — рабыня не спросит, старый он или не старый. К ней и сватов засылать не надо.
День был хорош. Небо чистое, море гладкое, медуз нет. Куталлу решил, что сегодня пойдет в открытое море, подальше от берегов. Попробовать выудить добычу покрупнее.
А что? Набрать мелкой рыбешки со вчерашнего улова, нанизать на жерлицы и взять тунца, макрель или барракуду. Если повезет, то и акула попадется, вкуснее их плавников Куталлу ничего не едал.
Но лучше всего — тунец! Вкусный, почти как мясо. Рыба для благородных… и рыбаков.
Ну или хотя бы окуней да барабулю. Этого добра, правда, и у берега полно.
Мама уже кряхтела на кухне, и Куталлу тяжко вздохнул. Он надеялся, что сегодня она уйдет в кар пораньше, оставив ему кувшин простокваши и лепешек на столе.
— Кута, встааааал?.. — раздался такой знакомый скрежет. Словно несмазанная ось колесницы. — Ешь давай, пока есть что есть, кроме вонючей рыбы.
Куталлу сел, Куталлу послушно начал жевать. Не слишком быстро, потому что тогда мама укорит его, что глотает, не жуя. Не слишком медленно, чтобы мама не сказала, что тянет время перед работой. Не раскрывая рта — чтобы не получить оплеуху за чавканье.
— Что молчишь?! Уже и с мамой поговорить не хочешь? Надоела я тебе… смерти моей ждешь… обуза я тебе…
Ее нижняя губа задрожала, и мама Куталлу принялась жалеть себя. Этим она могла заниматься часами, а начать могла в любой момент.
— Ну… ну мааам… ну что ты… — пробубнил Куталлу. — Да почему обуза, я рыбы наловлю, а ты — продашь…
— Да… тяжело тебе с людьми-то без меня было бы… оставили бы в каре и без рыбы, и без денег, и без набедренника… Ой, горе-то какое…
Теперь мама жалела уже непутевого Куталлу, который бы не смог жить свою жизнь без материнской заботы.
Куталлу на ходу клюнул маму в щеку, собрал снасти и вышел за дверь. Слава владыке Энлилю, сегодня хоть без скандалов.
Он взял лодку и поставил у
