…Хорошо, что большинство жителей страны — такие же простые обыватели, и потому без нужды не выходят из дому после наступления темноты. Ни в электричке, ни в M-е (впрочем, в M-e я на всякий случай шел «задними дворами») я не встретил никого, и потому — человек со странным мечом не стал наутро достоянием гласности в городке…
Я добрел до своего дома, уже устав за время пути переживать свой позор. — У меня, видимо, начиналось какое-то нервное потрясение… — И я, последними усилиями воли сдерживаясь, чтобы не закричать, не зарыдать или не сделать еще чего-нибудь столь же глупого и шумного, торопливо искал ключ, открывал дверь (не сразу попал в скважину), мечтая только об одном: забыться. Хоть ненадолго. — Облиться холодной водой, съесть несколько снотворных — и постараться забыться… отойти, отдохнуть… Ибо нервы мои уже почти не выдерживали… — А когда в сенях, в углу мне бросился в глаза — четко и ясно — некто высокий в пальто, — нервы сдали, и я с каким-то рычаньем рубанул его своим мечом…
…Силы небесные! — Если я ранее не сумел сойти с ума от ужасов, сегодня впору было сделать это от позора… — От цепочки непрестанных позорных деяний, совершаемых мной сегодня. Включив свет, я увидел разрубленную молодецким ударом вешалку, и валяющееся рядом на полу мое разрезанное пальто…
…Это было мое единственное пальто, но не в том дело. — С невероятно идиотским, видимо, лицом, с грозным мечом в руке, я стоял над убитой одеждой и, глядя на нее пустыми глазами, бессмысленно улыбался. — Не помню сейчас, какие чувства стучались, бегали, метались в моей несчастной голове… — Помню, что после я, выронив меч, мягко упал на колени возле сраженной вешалки, — и заплакал… Заплакал обиженным плачем ребенка, не понимающего ничего на свете.
…Первым моим чувством, когда я очнулся утром, было то же самое: стыд. Вторым — тревога. Испуг. — Что-то я слишком поспешно начал хвататься за меч. — Пусть я для начала всего-то зарубил вешалку; но этак еще немного осталось, и я любого, кто наступит мне на ногу, буду на месте раздваивать… — Нет, прослыть маньяком-убийцей меня вовсе не устраивало… — Надо было что-то делать с собой… И надо было вообще что-то делать… — Но что?.. Что я мог сделать?.. — Мне казалось, что все надежды потеряны…
Следующие пару дней я занимался тем же, чем и в первый после возращения: упивался собственным позорем и пытался как-то прийти в себя. Изживал отчаянье, вспоминая подетально тот несчастный день, выжигая в себе те чувствительные окончания, которые отвечают за мою способность стыдиться… Не знаю, насколько хорошо это у меня получилось, но детальное припоминание последнего происшествия помогло мне в другом. — Ибо, несмотря на очевидную неудачу моего предприятия, кое-какие полезные сведенья я все же получил. Оставалось сообразить, как их использовать.
Итак. Во-первых, я понял, что не надо полагаться на волшебные вещи до такой степени, чтобы полностью доверять им заботу о своей безопасности. — Дважды у меня была возможность проверить это на практике, — и теперь я, наконец, убедился…
Во-вторых, выяснилось, что существуют демоны, которых можно приручить и использовать для выполнения мелких не-демонических поручений (правда, мне все же не было ясно, почему прирученный Ольгой демон сначала попытался убить меня, а только потом спросил мое имя. — Может, демоническая сущность пересилила?..).
Далее. — Грозные служители Болотных Богов вовсе не всесильны (правда, это наблюдение не мне бы делать): они не смогли помешать Ольге написать и передать весточку, не сумели изолировать Надю от сообщения с Ольгой…
Еще было известно, что Надя то ли вовсе на свободе, то ли на положении более легком, нежели Ольга. — Скорее всего, вообще на свободе. — Иначе Ольга вряд ли советовала бы сначала отыскать Надю, а потом уже — ее… «Правда, — тут же подумалось мне, — Ольга может просто не знать, где Надя и что с ней, — и просит поискать ее на всякий случай, наудачу…» — Да, могло быть и так; но хотелось надеяться на лучшее.
…Кажется, в основном все. Кое-что я постарался запомнить потверже. Как своеобразную инструкцию для будущего. — «Памятка для того, кто намеревается успешно бороться с демонами»…
Это все я вынес из своего приключения, как уже данные выводы. Но были и загадки, которые еще предстояло разгадывать. — Одну из них можно было разгадать прямо в своем доме, и я не мешкая занялся этим.
Бледная земля была в правом внутреннем кармане моего пиджака. Я выгреб ее всю и осторожно высыпал на пол. — При свете дня она не мерцала своим странным светом, а выглядела как обыкновенная почва, только что обесцвеченная. — Вспомнив видение, я решил проверять кое-что, пришедшее мне на ум в связи с ним. — Я взял свой меч в левую руку и, едва дыша от внимательности, медленно вонзил его в кучку на полу… Меч входил в землю!.. Он входил в нее легко и свободно, почти без моего усилия, — как входил вообще во все, что мне доводилось им рубить. — Он ушел начисто, его скрыла бледная земля… — Я смотрел на это и прыгал от радости, как школьник, которому впервые самостоятельно довелось взорвать в костре баллончик от аэрозоля. — Чудеса, чудеса!.. — Отпраздновав исчезновение меча, я протянул левую руку над землей и произнес — по такому торжественному случаю вслух — заклинание, и рукоятка вынырнула из земли в мою руку. — Правда, после первого удачного опыта радость от второй удачи была несколько скромнее, но в общем хорошее настроение вернулось ко мне. — Теперь, в случае надобности, мне не придется ехать либо идти куда-нибудь через людные места с мечом в руках; я могу нести его в кармане… — Замечу наперед, что это были далеко не все возможности комплекта, состоящего из бледной земли, меча и… — Впрочем, далеко вперед я забегать не намерен. — Тогда, с первого раза, я больше ни до чего не додумался; но даже такое применение вновь открытых способностей бледной земли (или меча) было уже удобством… — А что современный человек ценит больше, чем удобства?..
…Разгадку самого явления я не нашел. Впрочем, можно предположить два наиболее вероятных варианта. — Во-первых, меч мой (о чем я никогда не забывал) — в сущности не меч, а один из могущественных демонов древности; если так — то вполне возможно, что ему под силу изменять свои облики, свои размеры… — Вот именно способность изменять размеры меня и интересовала. На земле, очерченной знаком, и, так сказать, «околдованной» наговором Иг-Наура, он мог уменьшаться до такой степени, что свободно умещался в любую горстку этой бледной земли…
Вторая гипотеза исходила не из размеров меча, а из глубины его залегания под землей. — Глубины, из которой практически безразлично, в какое место на поверхности выходить, лишь бы было «окно» для выхода (то есть бледная земля) — и воля Наура, призывающая Бледного Бога к делу…
