В узкий круг друзей жбана был допущен почему-то сказитель Рапсодище, уже успевший потерять иноземный лоск заодно с парочкой вставленных зубов и вернувшийся в привычное для многоборцев состояние. Свои чудные крутобокие гусли он каким-то высшим промыслом еще не успел расколотить ни обо чью голову. Рапсодище на ходу складывал свежую песню:
Я люблю тебя, Смерть,
Я люблю тебя снова и снова!
Если глубже смотреть,
Без тебя-то ведь тоже хреново!
С ревом жарится вол,
А в ухе тихо плещется рыба —
За такой произвол
Никому мы не скажем спасибо!
И в положенный час
На исходе людского заката
Не уводишь ты нас
В край, откуда уж нету возврата!
Ты давай, воротись,
Не бросай своего урожаю!
Хоть и люба мне Жизнь,
Но и Смерть я вполне уважаю!
– Какой поэт погибает в безвестности! – восклицал Лю Седьмой. – Как тонко чувствует он трагедию разлученных Сунь и Вынь!
Сочиняй-багатур пробовал подыграть Рапсодищу на звонком кельмандаре, но пальцы не слушались.
А ведь задумывалось поначалу все это кабацкое сидение как совет мудрейших, достойнейших мужей, славных героев, ответственных вождей!
Жихарь в эти дни бывал в кабаке только набегом – превозмогая себя, ходил по городу, объезжал на водяном коне ближние и дальние поселения, следил, чтобы люди сдуру не калечили друг друга и не забывали прежнего порядка жизни, потом возвращался, отдыхал маленько, любуясь на безмятежного и безымянного все еще сына, заглядывал в кабак, убеждался, что никто от мозголомки не просветлел для дельного совета, снова садился в седло…
Он распахнул дверь, потом подумал и вовсе сорвал ее с петель – а то ведь и не заметят, как задохнутся! От живых умрунов и вовсе никакого толку не добьешься!
– Эй! – заорал он. – Избранники судьбы! Сидите тут, хмелевую шишку тешите, а того не знаете, что на свете творится!
Пресекся струнный звон, оборвались бессмысленные беседы.
– И чего уж там такого творится, чтобы мы не знали, сэр брат? – спросил Яр-Тур.
– То и творится! Скоро того и гляди, что костьё в могилах запрядает!
Это он приврал. Те, кто помер до рокового часа, лежали в земле как положено. Даже покойные любители побродить ночью и то притихли в испуге от перемен.
– Что же все-таки творится? – не отставал Яр-Тур.
– Листопад начался, – сказал Жихарь. – Зеленый листопад. Среди лета.
Премудрые гуляки высыпали на улицу.
По всему притихшему городу слышался шорох – облетал с деревьев лист в садах и палисадниках, не меняя цвета и даже не собираясь желтеть.
Шорох был не такой, как осенью, не сухой – листья падали тяжело, сок переполнял их, а под ногами они размазывались в зеленую кашу.
– Ничего, – сказал Жихарев тесть, кривлянский князь Перебор Недосветович. – Чего уж теперь. Как-нибудь приспособимся. Живут же на полуночи люди в домах из снега, солнца не видят половину года, а до сих пор не вымерли.
– Так ведь нынче и жито не созреет, – сказал Жихарь. – Урожая не будет. Совсем не будет.
– Ничего, – снова сказал умный тесть. – С голоду небось никто не помрет, даже если очень захочет. Мы вот вора Зворыку и голодом пробовали уморить, воды не давали – не помер. На куски разрубили, так он руками все сгреб в кучу и опять получился – правда, корявый такой, но передвигаться мог. Апсурда на него все яды извела – никоторый не берет. Тогда решили мы его сжечь…
– Представляю, – вздохнул Жихарь.
– Чего ты там, милый зять, представляешь? Даже золу растолкли! Теперь он у нас вроде как пыльное такое облачко с человеческими очертаниями, но все равно пытается по чужим клетям лазить…
Огонь многоборцы попробовали сразу – пожгли в кузне Окула всех бессмертных кур и убедились сами, что и в пепле Смерти нет, шевелится пепел, машет черными полупрозрачными крыльями и вроде бы даже кудахчет…
На вольном воздухе повынесло из головушек хмель, и потянулись мудрейшие с отважнейшими назад в кабак, чтобы не задумываться над происходящим.
В кабак тем временем прикатился Колобок. Он сидел на прилавке и надсмехался над кабатчиком Бабурой:
– Собирай, собирай денежки! Веди им счет! Глядишь, на Смерть и насобираешь!
– А что? – нахмурился кабатчик. – Может, и прав Колобок? Как ты, княже, мыслишь? Может, какой злодей похитил нашу Смертушку, а теперь подождет, когда народ впадет в полное отчаяние, да и потребует за нее неслыханный выкуп? Скажет, давайте-ка сюда все деньги, сколько их у вас накопилось! И ведь отдадим! Рыдать будем, но отдадим!
Предположение Бабуры повергло собравшихся в большое замешательство, потому что жадин и злодеев на свете хватает с избытком. Правда, таких отчаянных, чтобы посягнуть на самое Смерть, среди них не водится…
– Начнем с того, что никакой Смерти вообще нет! – объявил Лю Седьмой.
Люди загудели:
– Ну ты сказанул, Бедный Монах!
– Кабы люди не мерли – земле бы их не сносить!
Лю подождал, пока мудрые мысли иссякнут, и продолжил:
– Есть только переход из одного состояния в другое. Все сущее сменяет друг друга в неисчерпаемом многообразии, и всякая вещь возвращается к истоку, возвращается к истоку! Но нынче все стало не так: в небесных парах нет согласия, в земных испарениях – застой, шесть видов энергии вышли из равновесия, в смене времен года нет порядка. Такое впечатление, что из сложнейшего механизма бытия кто-то вытащил самую необходимую часть, словно шкворень из телеги…
«Сказать ли ему про ваджру? – задумался богатырь. – Ведь я ее и впрямь вместо шкворня некогда использовал… Да нет, где ваджра – и где Смерть! Тут что-то не сходится…»
Собравшиеся снова зашумели. Богатырь поднял руку, добиваясь тишины.
– Много чего мы здесь наговорили и даже напели. Одно только непонятно – делать-то чего?
– Для начала следует определить, что такое Смерть, – предложил кто-то из волхвов. – Какого она рода?
– Смерть – это то, что отличает богов от людей!
– Она – детям утеха!
– Она – старым отдых!
– Она – рабам свобода!
– Она – должникам льгота! – Она – трудящимся покой!
– Никто от нее не уходил, не минул!
– Слыхали уже!!! – сильнее грома крикнул Жихарь. – По сотому кругу идем! Без определений обойдемся! Коркисы-Боркисы нашлись, тоже мне! Был бы с нами Беломор – враз бы все растолковал…
К неклюду Беломору князья и волхвы относились по-разному, но все признавали, что у старика с беглянкой (или полонянкой?) были особые, едва ли не родственные отношения. Не подозрительно ли, что оба пропали чуть не разом?
