Но вор огородный ждать расправы не стал, взмахнул он крыльями и благоразумно полетел прочь. Однако далеко улетать не стал, в логу зеленоном опустился и прислушался к голодному урчанию в желудке.
– И чего он так взъярился? – спросила левая голова с рассерженным выражением на морде.
– Закон нарушили, – ответила правая голова Змея, который вовсе не драконом был, как йомены подумали, а самым обыкновенным Горынычем, нам всем очень хорошо знакомым.
– Какой такой закон? – удивилась та голова, что в центре из тела произрастала.
– Закон на право частной собственности, – ответствовала правая голова, которая и умом недюжинным отличалась, и звалась соответственно – Умником.
– Эт что за зверь такой – частная собственность? – премного растерянно спросила левая голова, обладавшая легкомысленным характером. – Ни разу о таком не слыхивал.
– Книжки читать надо, – фыркнул Умник, удивляясь беспросветной неграмотности двух других голов. – Это как если бы я имел право организмом единолично пользоваться, а вы двое без моего разрешения даже лапой пошевелить не могли!
– Ха! – возмутилась левая голова, которую Озорником кликали. – Это что получается – если мне газы приспичит пустить, то я у тебя разрешения должен спрашивать?
– Именно так, – ответствовал Умник, – а я посмотрю, разрешить или нет.
– Ага, а пока ты заявку рассматриваешь, меня разорвет!
– Цыц! – взрыкнул старший брат. Выковырял Старшой из зуба ботву, подальше отбросил и изрек: – Мне так эта репа и вовсе не понравилась И чего люди так взъерепенились? Нет бы накормить гостя да спать уложить, они ж камнями сразу кидаться учинили.
– Так гости в дверь парадную стучатся, хозяевам кланяются да гостеприимства просят, – резонно заметила левая голова Змея Горыныча. – А мы, словно вороги какие, сразу в огород без спросу – и ну урожай пожирать. Какой же хозяин то стерпит?
– А во дворце хрустальном сейчас макароны дают, – с тоской в голосе сказал Озорник, – с котлетами…
– Умник, – обратилась центральная голова к правой, – ты котлеты стряпать умеешь?
– Теоретически – да, но я наотрез отказываюсь делать это на практике. После того как узнал, что для котлет надобно животину жизни лишить, я убежденным вегетарианцем стал!
Умник ухватил зубищами клок травы, что бритвой срезал, и принялся жевать с видимым удовольствием.
– А ну прекрати траву жрать аки лошадь какая! – зарычал Старшой. – Вегетарьянец у нас ты, но в отхожем месте потом всем троим сидеть приходится! И не день один, неделю цельную!
Младшая голова ничего на обвинение это не ответила, потому что обвинение было справедливым, только засопела обиженно. А Старшой управление организмом на себя взял и вверх по склону полез.
Вылез Змей Горыныч из лога и узрел красивую картину, прямо-таки пасторальную. Трава вокруг растет сочная, изумрудного цвета. Вдалеке деревца виднеются, растянутые по горизонту темной дымкой. На лугу корова пасется – толстая да пегая, наполняя пейзаж тот гармонией. Небо синее, что в Англии редкость большая, потому что в тех краях больше привычны дожди да туманы. Но недолго любовался Горыныч пейзажем, наползли серые тучи, низко опустились и ну сыростью да хлябью небесной поливать.
– Корова! – радостно воскликнул Озорник.
– Даже не думай! – погасил его радость Умник, заявив со всей ответственностью: – Я категорически отказываюсь лишать эту симпатичную говядину жизни в угоду вашему бездонному желудку!
– А то, что желудок этот и твой одновременно, забыл? – резонно заметил Старшой.
– Молочка бы сейчас ведерко… – с тоской произнес Озорник.
– А доить кто будет? – поинтересовался Старшой.
– Я! Я! – вскричал Озорник и, перехватив управление организмом, кинулся к корове.
Корова даже не шарахнулась, обладая флегматичным характером. В Англии все флегматичными были: и жители, и скотина их, – наверное, из-за климата. Под дождем-то откуда жару внутреннему взяться?
Хотел Змей за вымя схватиться, молока надоить, но лапы его оказались неподходящими по размеру. Посмотрел он на лапы, призадумался.
– Делать нечего, – изрек Озорник, – аки младенцы несмышленые, титьку коровкину сосать будем! – И к переполненному вымени, давно нуждающемуся в умелых руках доярки, приложился зубастой пастью.
Тут раздался шум – то йомены бежали спасать призовую молочную корову. Били они палками в жестяные тазы, чтобы спугнуть невиданного зверя. А впереди староста тамошний – не то Джон, не то Смит – несся, громко крича и улюлюкая.
Озорник от неожиданного шума громко чмокнул и корову в себя втянул. Проскользнула бедная животина по Змеевой шее большим комком и в чреве огромном успокоилась, вместе с рогами, копытами да колокольцем, что на шее болтался.
Старшой ждать, пока его тазиками забросают, не стал, крыльями общими взмахнул да взлетел.
Озорник, пока летели, громко отрыгивал и пребывал в сытом блаженстве. А Умник вдруг осознал, что корову они все-таки съели и теперь несчастная скотина переваривается в желудке, который ему не совсем чужой, поскольку один на троих. И, обладая развитым воображением, так живо «злодейство» это представил, что помутилось его сознание и выключилось. Так и летели в сыром английском тумане: средняя голова – сосредоточенно высматривая путь, левая – сыто отрыгивая, а правая – пребывая в глубоком обмороке от содеянного.
Общаться со странными народами Горынычу не хотелось, а потому, когда заметил он высокую горку, поросшую густым лесом, приземлился на ней, в аккурат на самой лысой вершине. С горы той сбегала неглубокая речушка. Горыныч напился воды да задремал, подставив сытый живот под моросящий дождик. Но его отдых нарушил чей-то крик.
– Выходи на бой, дракон проклятый! – услышал он и нехотя открыл глаза.
По сырому склону лез к нему странный человек, с головы до ног облаченный в железные одежды. Он волочил за собой меч, длинный, что твоя оглобля. Тащил за собой с большой натугой. Из-под железного шлема со свистом и хрипом вырывалось тяжелое дыхание.
– Вот ведь диво, – сказал Умник, – рыцарь в таком месте турнир устроить решил!
Рыцарь услышал это и прохрипел:
– Не по чину тебе на турнир меня вызывать, дракон поганый! И турниры танцевать я с тобой не собираюсь! Выходи на бой смертный!
Тут нападающий в жиже, которой земля от частых дождей сделалась, заскользил и к деревьям, на прежние позиции, съехал. Но тут же встал, правда, с немалым трудом. Дело в том, что его железный костюм слишком уж погнут был да помят, поэтому двигаться в нем было сложновато. Но рыцарь обладал большим мужеством и снова полез на врага.
– Выходи, сказал… – хрипел он.
