Ускорив шаг, я почти побежала.
Перескакивая через ступеньки, влетела на крыльцо казарм, рванула дверь и, только очутившись внутри, перевела дух.
Здесь, между наружными и внутренними дверьми, было что-то вроде предбанничка. Маленького, но освещенного.
Прислонившись к стене около светильника, я достала письмо, развернула и прочла.
Правило настоящей дамы гласит: никогда не читать чужих писем!
Правило нормальной настоящей дамы другое: читай все, что попадет тебе в руки, но делай вид, что никогда не читаешь чужих писем!
Прочтя письмо, ничего нового я не почерпнула, но поняла, что мы сглупили. Вместо того чтобы мучиться три ночи подряд, надо было решить дело еще тогда, когда Шестая только начала интенсивно страдать.
По уму, ее надо было, взявшись разом, закатать с головой в одеяло, отнести сюда, в казармы, сдать под расписку воздыхателю, и пусть бы он голову ломал, как зазнобу в чувство привести.
Я аккуратно сложила письмо и решительно толкнула вторую дверь.
В караулке сладко спал за столом дежурный. То-то никто не стремился узнать, почему это входная дверь хлопнула, а внутренняя нет.
Дежурным, как водится, оказался старый знакомый — тот самый охранник, что сексуально помогал мне отбывать наказание в пыточной.
Мерзкая Шестая!
Охранник приподнял голову.
Увидеть меня он тоже меньше всего ожидал.
— На! — сунула я ему письмо, пока он еще не пришел в себя.
— Это что? — спросил он, переводя пустой сонный взгляд то на меня, то на письмо.
— Передай срочно адресату. Пусть протрет глаза, прочитает и строчит тотчас же ответ.
Я не собиралась возвращаться с пустыми руками в дортуар, где льет слезы Шестая. Себе дороже. Ночь все равно потеряна и скоро собьюсь, какая по счету.
Да и кроме этого, мне почему-то очень не хотелось выходить сейчас обратно в сад.
Нет, красавец-охранник тут был ни при чем. Просто шерсть на хвосте дыбом вставала при мысли о том, что надо выйти за дверь. Неприятное чувство.
— Но он же не сможет так сразу и написать, — оценил по достоинству умственные способности своего товарища охранник.
— А мне плевать! — отрезала я. — Не уйду, пока не получу ответа. А если он неграмотный, пусть идет со мной, берет в охапку свое сокровище и решает проблемы на словах. Только не в нашей комнате.
Охранник как-то странно на меня посмотрел, молча встал, одернул форму и пошел будить жертву страсти Шестой.
Я села у стола.
Потом встала.
В караульной было узкое окно, выходящее в сад, сейчас оно казалось длинным черным ковриком, пришпиленным к стене частой решеткой.
Передвинув табурет, я села в уголок так, чтобы между мной и окном был шкаф. И почувствовала себя гораздо увереннее.
— Он попытается написать ответ, но надо подождать, — сообщил охранник, вернувшись. — Хочешь чаю?
А как же. Я не только испытала приступ необъяснимого страха во время своей прогулки сюда, но еще и самым обычным образом замерзла.
На небольшой печурке, заботливо сложенной в караулке (о нас, воспитанницах, так бы кто позаботился!), грелся чайник. Разумеется, здесь не признавали разделения чая на заварку и кипяток, все упревало в одном сосуде.
— Хочу, — коротко сказала я.
Охранник снял чайник, достал из стола чашки, плеснул в чашку мне, после секундного раздумья и себе. Открыл запертый на несколько замков шкаф, под защитой которого я сидела.
Оттуда появились сахар, сухари, вяленая рыба. По набору припасов и степени защиты шкафа было видно, что гонять чаи на дежурстве вообще-то запрещалось. Можно было на ходу перехватить чашечку, без сахара и прочего.
— Ну, за знакомство! — чокнулся своей чашкой с моей охранник. — Двадцать Вторая, меня зовут Янтарный.
— Безумно приятно, — без энтузиазма откликнулась я. Чай был на той тончайшей грани крепости, которая позволяла ему оставаться утоляющим жажду бодрящим напитком, а не скатиться в разряд вызывающих опьянение или галлюцинации средств.
Но дубить кожу им уже было можно.
Три ложки сахара дело не спасли. А жаль. Я перекатывала во рту первый глоток, как-то не решаясь проглотить. Люблю хорошо заваренный чай, но не настолько же хорошо…
— Ты на меня не обижаешься? — спросил, залпом опустошив свою чашку, охранник. Что он Янтарный, я еще не привыкла.
— За что? — искренне удивилась я.
— За то… — помрачнел охранник, увидев мое удивление и правильно сообразив, что, значит, у меня в памяти он зацепился не так крепко, как мог рассчитывать. — За пыточную.
— А-а, это… Медбрат с тобой, если я начну обижаться на каждого… — протянула я. — Вы не первая здесь смена охраны и не последняя.
— Значит, все нормально? — не унимался охранник.
— Да нормально, — пожала плечами я. — С чего всему быть не нормальным?
— Ты бы хоть смутилась или возмутилась… — попросил охранник.
— Чего? — изумилась я, подавившись чаем.
— Чего-чего. Ну покажи хоть чем-нибудь, что тебе не безразлично было. Тогда. Неужели же совсем никак?
Похоже, чай все-таки скатился за грань, где он мог соперничать со слезкой, и подействовал на моего собеседника. Я собрала все силы, чтобы не прыснуть со смеху. Ну надо же, что человека тревожит, с ума сойти можно!
— Нет, что вы, — вежливо сказала я. — Мне было достаточно приятно, так что ваши усилия не пропали даром.
— Еще и издеваешься! — сделал вывод охранник и резко встал.
Вот так всегда.
Говоришь правду, и ты же виновата. Я немного испугалась и решила, что если он будет драться, то выплесну в него остатки чая.
Но у охранника не драка была на уме.
Пользуясь тем, что из угла между шкафом и стеной сбежать мне было некуда, он принялся меня целовать. В наказание, надо понимать. Или себе в утешение. Длилось это мероприятие довольно долго.
— А если я скажу, что божественно, ваше самолюбие удовлетворится? — осторожно спросила я, когда он все-таки меня отпустил. — Вы до меня докопались, потому что я реагирую не так, как это обычно происходит с девушками, удостоенными вашего внимания?
Вопрос охраннику почему-то не понравился, он надулся и замолчал, снова принявшись тянуть невообразимо черный чай.
Но уязвленное тщеславие, видно, грызло его изнутри, потому что он не удержался и некоторое время спустя бросил:
— Другая бы на твоем месте!.. О-о! Знакомая песня! Припев:
"Знала бы ты, сколько женщин растаяли бы от счастья, посмотри я только в их сторону, а сколько сами вешались мне на шею, кидались под ноги, лишь бы только я их приласкал! А ты холодна, как табуретка, и не понимаешь, дурочка, собственного счастья!"
— А мне нравится другой тип мужчин, — сообщила я, наливая себе еще чаю.
