– Вы что, знакомы?
– Да, – ответил Вадим.
Север с некоторым презрением посмотрел в сторону раскисшего Тищенко и снова повернулся к Диме.
– Ты ранен?
– Пустяки.
Вадим отвел со лба волосы и показал рассеченную над бровями кожу. Ресницы его обгорели.
– Север, – сказал Дима, – скажи им: пусть не трогают детей.
Север кивнул и быстрым шагом направился к господскому дому.
К вечеру усадьба догорела. Тянуло сладким тошнотным запахом. Герка, бледный, умывался у колодца.
– Ослабел? – сказал Баранов, появляясь со стороны пепелища.
– Димка, это и вправду ты?
– И вправду. Я послан в творческую командировку Иваном Афанасьевичем Терочкиным. Пытался проявить гуманизм и чуть не угробился.
– Как ты вырвался от своего хозяина?
– А откуда ты знаешь… – начал Дима, но Герка поспешно перебил его:
– Я встретил Артура.
– Он с тобой? – быстро спросил Дима.
– Мы были вместе, когда начался пожар.
– А где он теперь?
– Не знаю, – испуганно ответил Герка. – Его ведь могли убить?
– Отойди от воды, я пить хочу, – сказал Дима.
Герка посторонился. Дима подцепил багром ведро и начал шумно фыркать и плескаться. Герка завистливо смотрел на него.
– Знаешь, Баранов, – сказал он наконец, – я никогда не думал, что буду так малодушничать.
Дима хмыкнул.
– Да брось ты. Нашел причину для самокритики… Ну, стошнило. Меня тоже чуть не стошнило…
– Помнишь, Дим, ты как-то мне рассказывал про этого Севера…
Баранов кивнул.
– Мне тогда еще интернат подарил казенное одеяло.
– Так его все равно списывали.
– Списывали или нет, а оно меня потом очень выручало.
– Слушай, Баран, к черту твое одеяло. Вечно ты запоминаешь какие-то глупые мелочи.
– Одеяло – не мелочь, Герка.
– Странно, что я встретил именно твоего Севера… Димка, что он за человек?
– Продукт эпохи, – философски ответил Дима. – В этом смысле мы все продукты. И ты, Герка, продукт. И я тоже. Только я некачественный продукт, ограниченно-годный.
Они дошли до того угла усадьбы, где сваливали трупы. Диме вспомнились стеллажи морга, где царил неунывающий дядя Коля. И сам дядя Коля предстал как живой, пьяненький, добренький, – как он слюнит химический карандаш и пишет номер на босой ступне покойника, потом опять слюнит и пишет другой номер на ступне другого покойника…
Дима снял несколько верхних трупов, привычными руками перевернул вверх лицом двух-трех подозрительных на вид мертвецов и в одном из них узнал Гемеллина. Он закусил губу и немного помолчал, склонившись к своему учителю, а потом выдернул из-за пояса нож и метнулся в тень, туда, где заметил движение. В темноте зло всхлипнули, и спустя мгновение обнаружился Эйвадис. Комиссар выглядел странно: веки его покраснели и распухли, руки и одежда – в копоти и липкой грязи, в пальцах суетливо вертится нож. И везде кровища.
– Баранов! – заорал неожиданно Артур, швыряя нож на землю и топая ногой. – Гадина! Все из-за тебя!
– Убил кого-нибудь? – догадался Дима.
– Сволочь! – Артур задышал глубоко и часто, потом застонал и принялся рвать на себе волосы.
– Ну вот что, товарищи, – молвил рассудительный Тищенко, – полагаю, нам здесь делать больше нечего.
Артур успел объяснить ему принцип действия обратной связи и вручить браслет.
Баранов несколько раз оглянулся, словно выискивая кого-то взглядом, потом смущенно проговорил:
– Я… ненадолго. Я скоро.
– Если ты не вернешься, Терочкин пойдет под трибунал, – предупредил Артур, взъерошенный и хриплый.
Дима неловко обнял сюковцев за плечи.
– Честное слово, вернусь.
Артур быстро, ловко набрал код. Тищенко немного помедлил.
– Баранов, – заговорил он тихо, – а тебе не страшно будет возвращаться в Ленинград?
– По-твоему, здесь лучше? – иронически осведомился Баранов.
– Для тебя, возможно, лучше.
– А как же Терочкин?
– Ничего они с ним не сделают… Димка, ты хорошо подумал?
Баранов тяжело вздохнул.
– Я об этом, Тищенко, постоянно думаю. Человек должен жить у себя дома, в своем времени, понимаешь? Я хочу жить там, где есть будущее. Пока. Увидимся в интернате.
И ребята исчезли. Просто растворились в темноте.
А Баранов повернулся и зашагал обратно к усадьбе.
С пепелища банда уходила наутро, сильно разросшаяся и веселая. Покатились с грохотом телеги с награбленным: амфоры с вином, корзины с хлебом, одежда, украшения. Делить пока не стали – время терпит. До Энны, где собрались основные силы мятежников, совсем недалеко.
Вадим шел себе и шел, не особенно горюя и постоянно видя впереди конника – Север ехал шагом во главе сотенного отряда. Он добыл где-то и нахлобучил на голову смешную соломенную шляпу с широкими полями, которую украсил букетом из листьев и цветов чертополоха.
Исчезнуть на следующий день после разгрома усадьбы – переговорив напоследок с Севером, – Диме не удалось. Браслет хоть и не имел никаких внешних повреждений, осуществлять связь с Ленинградом отказывался.
Дима, конечно, не мог знать, что в машине времени сгорел поставленный Барановым «жучок» и что умные электронно-вычислительные системы, брошенные на обследование агрегата, начинали в ужасе выдавать «нули», поскольку таких деталей, как «жучок», их электронная память не содержала. Иван первым сообразил, что технология, которой пользовался Баранов, по-своему уникальна, и обратился к Вишнякову. Тот дал дельный совет – найти дядю Колю из морга. Терочкин внял указанию, но у дяди Коли, как на грех, начался запой, из которого он наотрез отказался выходить.
Легионеры настигли мятежников на пятый день перехода. Они ждали на дороге – две манипулы, пришедшие из-под Энны, и еще одна, которая настигла их из Гераклеи. Битвы не получилось. Обильно сверкая медью, легионеры оттеснили щитами на обочину тех, кто сдался добровольно и побросал оружие, а с остальными покончили быстро и без всяких душевных мук.
К ночи на поле разложили большие костры. Сидя на земле среди пленных, Баранов еще раз поковырял браслет обратной связи. Безуспешно.
Нехорошо ему сделалось. Бежать никак не удастся. Он быстро перебрал в памяти все традиционные ходы: подкупы, подкопы, переодетые священники… что еще? Яд там, сонный порошок, напильник в французском батоне…
– Вадим Баранов! – громко крикнул из темноты незнакомый голос.
Дима вздрогнул.
К костру подошел солдат и повторил:
– Есть ли здесь Вадим Баранов?
Дима встал на ноги.
– Это я.
– Иди за мной, – приказал солдат.
Его привели в палатку, охраняемую двумя легионерами. В темноте угадывалось еще чье-то присутствие. Солдат зажег светильник, и Дима увидел, что в углу, на желтой козьей шкуре, лежит наскоро перевязанный окровавленными тряпками человек. Солдат поднес светильник к самому лицу раненого и сделал Баранову знак подойти. Дима осторожно склонился над ложем. Сперва взглянул на раны – смертельные – и только потом на лицо.
