Первое время его радовала такая перемена в поведении дочери, которая, казалось, должна была уберечь малышку от ошибок и множества бед. Теперь же, взглянув на все с иной стороны, это его пугало. Так же сильно как прежде – страх перед тем, что Мати в упрямстве или из вредности, от обиды или страха,-не важно, почему, просто возьмет и убежит в снега пустыни.
– Дочка, ты…
– Со мной все в порядке, пап, – она коснулась его руки. Губ девушки тронула улыбка, и только в глазах сохранились отблески грусти, словно льдинки, которые не успели растаять в объятьях огня. – Правда.
– Я говорил с вчера с Ним…
– Знаю.
– Откуда?
– Я подслушала разговор. Прости.
Вздохнув, караванщик качнул головы. Конечно, подобный поступок был непростителен.
Но такая откровенность подкупала, и… И что бы там ни было, сейчас он не мог сердиться на дочь, понимая, что ее душа как никогда нуждается в теплоте и покое.
– Тогда… – мгновение спустя заговорил он. – Тогда ты знаешь, что Он не сердится на тебя. Он обещал поговорить…
– Да.
– Ты поэтому идешь? Дочка, еще рано. Дождись, пока Он позовет тебя.
– Но, пап, он уже позвал. И не для того, чтобы поговорить. Мы говорили вчера…
Мати была такой открытой, доверчивой… Смотревший на дочь отец временами не узнавал ее душу, так она изменилась. В то время как другие взрослели, ее – лишь молодела. Взрослый малыш и маленький взрослый…
– О чем, если не секрет? – спросил он.
– От тебя? Конечно, нет! О предсказании. О даре.
– Моем?
– И моем.
В глазах караванщика отразилось удивление.
– Шамаш сказал, – заметив его, сказала Мати, – что я тоже обладаю даром предвидения. Просто у меня он еще не проснулся. Вот.
– Так это… Это же здорово!
– Сперва мне тоже так показалось. Но потом Шамаш рассказал столько всего… И я поняла, что дар предсказания – очень большая ответственность…Ладно, пап, поговорим об этом потом. Шамаш действительно звал меня. Наверно, я зачем-то ему понадобилась…
– Конечно, конечно. Иди, дочка, не гоже заставлять Его ждать.
– Я буду у него в повозке, – словно предупреждая просьбу отца не потеряться, не отстать от каравана, проговорила девушка.
Спустя несколько мгновений она уже приподнимала полог.
– Можно?
– Конечно, малыш, – голос Шамаша прозвучал, как ей казалось, возле самого уха. – Заходи.
Бог солнца сидел подле края повозки, словно ожидая гостя. Однако же, как поняла Мати, едва взглянув на него, этим гостем была не она.
– Что-то должно случится? – памятуя вчерашний разговор, девушка насторожилась, сжалась, старательно прислушиваясь к своим чувствам, пытаясь различить среди множества голосом сомнений, опасений и фантазий тот, что принадлежал бы ее дару.
Губ небожителя коснулась улыбка. Он поднял на нее взгляд, собираясь ответить…
Но не успел сказать ни слова: полог затрепетал от порыва ветра, на крыльях которого в повозку запрыгнули два больших золотых волка.
– Шуши! – едва увидев свою подружку, вскрикнула Мати, в то же мгновение забыв обо всем остальном.
Девушка бросилась к ней, обхватила руками за шею, что было силы прижимая волчицу к себе:
– Ты вернулась! – она была счастлива, как никогда прежде.
"Разумеется, вернулась! – проворчала та. Однако же Шуллат не стала отстраняться от караванщицы, наоборот, приникла к ней, наслаждаясь лаской и впитывая в себя ее тепло. – Здесь мой дом. Куда еще мне идти? И вообще, – она повернула голову, устремив пристальный взгляд зеленых настороженных глаз на подругу, – когда мне в следующий раз придет в голову идея убежать от тебя, возьми меня за хвост и держи, не отпуская… Нет, – спустя мгновение, она, недовольная своей мыслью, мотнула головой, – я сильная. Если я заупрямлюсь, разозлюсь, ты не сможешь удержать меня.
Так что, лучше возьми веревку и привяжи покрепче к повозке, как упрямого рогача, ладно?
– Ладно, – Мати беззаботно рассмеялась, – конечно, – она ткнулась носом в ее показавшуюся вдруг удивительно мягкую, нежную шкуру, – теперь я буду водить тебя на поводке!
"Ну уж нет!" – возмутилась Шуллат, но ее возмущение казалось наигранным. В этот миг ей было все равно. Лучше уж на поводке любимого человека, чем на свободе в окружении совершенно чужих сородичей. Всякий раз, когда она вспоминала о том, что случилось, боль в ее глазах вспыхивала с все новой и новой силой. Но Мати не видела этого. Для нее главным было не то, что прошло, а что осталось: Шуши была с ней. О чем еще она могла мечтать?
"Что произошло?" – глядя на них, спросил Шамаш Хана, который, на брюхе подпол к своему хозяину и замер рядом, не спуская с него виноватого взгляда несчастных рыжих глаз.
"Мы встретили стаю".
"И что же? – бровь бога солнца чуть приподнялась. – Разве вы не этого хотели, не к этому стремились?" "Да".
"Но мы хотели, чтобы дальше все сложилось совсем иначе! – услышав, о чем они говорят, вскинулась волчица, которая никак не могла справиться со сжимавшей ее сердце железной челюстью острых зубов обидой. – Они… они прогнали нас прочь!" – в ее глазах зажглись слезы боли.
– Ах ты моя несчастная! – Мати погладила Шуллат по голове, стала осторожно почесывать лоб, стараясь успокоить подругу. Та тотчас повернулась к девушке, обнюхав ей лицо, лизнула в щеку, всем своим видом показывая, как она любит свою маленькую подругу и говоря, что никогда, никогда больше не покинет ее ни на мгновение.
"Да, хозяин, – волчица тяжело вздохнула, глядя на бога солнца своими лучистыми рыжими глазами, – не все столь великодушны, как Ты. Другие… – мотнув головой, она отвернулась в сторону, не желая, чтобы бог солнца, заглянув ей в глаза, увидел те чувства, что властвовали сердцем волчицы, ожесточая его, заставляя в слепой ярости раздувать губы. – И это наши сородичи!" – вот только обида, нараставшая все это время, была уже столь сильна, что Шуллат была не в силах скрывать ее, как волчице, боявшейся, что бог солнца воспримет все на свой счет, не стремилась утаить ее.
"Они хотели как лучше, – качнул головой Шамаш, прекрасно понимая, что двигало стаей, – считали, что вы должны вернуться в караван, в котором выросли".
"Да, – это Шуши было ясно, с этим она и не думала спорить, когда дело было совсем в другом, – но это должно было быть наше решение, наше! Почему они приняли его за нас, почему даже не спросили…!" "Сестра!" – осуждающе глянул на нее Хан, пытаясь урезонить, но волчица уже не могла остановиться. Она продолжала словно на одном дыхании:
"Они даже не советовали, не убеждали, нет! Пока не знали, кто мы – принимали, а когда поняли… Просто приказали, угрожая… Они не оставили нам права выбора пути!" Шамаш молчал, не зная, чем возразить. Конечно, волчица была права. Да и просила она не так уж о многом, к тому же, о том, что никто не мог, не имел права решать за нее – возможности идти той дорогой, которой она сама хотела.
