ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ВОССОЕДИНЕНИЕ
Хораджане появились много позже, когда везде уже загорелись костры. Охотники, посланные за добычей, уже возвратились с оленями, голубями, рыбой. Первыми хораджанами были четверо конных солдат, величаво ехавших на благородных белых конях. Они были легко вооружены, а судя по форме, принадлежали к королевской гвардии. Один из них спешился и заговорил с офицерами.
Друзандра сказала Конану, когда он подошел ближе:
— От имени короля Хоссуса и аристократов Хораджи они заявляют, что ты должен ехать с ними. Я полагаю, что один из членов королевской семьи ждет нас неподалеку отсюда. Они не говорят, кто это именно и где он остановился. — Она осмотрела киммерийца с ног до головы. — А я даже и не знала, что ты принят в столь высоких кругах.
— Я тоже. — Конан пошел к озеру, где пасся его боевой конь.
При его возвращении Виллеза заступил ему дорогу.
— Кто-нибудь из нас должен поехать с тобой. — Он выглядел раздосадованным, потому что королевское приглашение его не касалось. — Откуда ты знаешь, вдруг тебя заманивают в ловушку?
— Я не боюсь никаких ловушек. Я собираюсь говорить с членами хораджанской королевской семьи совершенно открыто.
Конан легко вскочил в седло.
— А если, как ты говоришь, они замыслили что-то недоброе… Если ты поедешь со мной, то окажешься в большей опасности, нежели здесь, с наемниками.
Несколько мгновений Виллеза напряженно обдумывал услышанное. Затем кивнул:
— Отлично, Конан. Поезжай. Мы будем ждать тебя. Но только до завтрашнего полудня. — Его голос звучал уверенно, но он старался говорить тихо, чтобы не услышал ожидающий Конана эскорт. — А после этого мы начнем пробиваться через эти горы. Либо через Кофские, либо через Хораджские — не могу сказать заранее, через какие.
— Хорошо, к этому времени я уже вернусь.
Конан подъехал к ожидающим его четырем всадникам, и все вместе они двинулись вверх по течению реки.
Они продвигались по узкой тропе, петляющей у основания гор. То горячие лучи заходящего солнца жгли их, то обжигала холодом тень горных пиков. Эта область была дикой и живописной, однако Конан не находил ее красивой после всех этих дневных происшествий, изрядно утомивших его. Он обрадовался, увидев сверкающие впереди воды горного озера и отражающиеся в них очертания красивого замка.
Замок был расположен на утесе на берегу, почти у самой воды. Стена замка была усилена двумя круглыми башнями. Конан проехал по подъемному мосту и оказался во внутреннем дворе замка. Его удивило, когда он увидел, что та сторона замка, которая обращена к озеру, не была отгорожена стенами. Сплошные веранды, увитые листвой, спускались к пирсам, возле которых покачивались различные прогулочные суда и великолепные яхты. Сам дворец представлял собой роскошное мраморное здание с куполом.
Конан слез с седла и, оставив коня на попечение эскорта, прошел через открытый портал дворца. Он оказался в зале с высоким потолком и стенами из серого мрамора с розовыми прожилками. Из боковой двери выскочили две служанки в полупрозрачных одеяниях. Они несли таз, полотенца и стул. Конан уселся на расшитые подушки и позволил им омыть его разбитые пыльные ноги и руки в ароматной жидкости.
Затем он услышал знакомый голос, доносившийся откуда-то из глубины дворца. Конан резко поднялся на ноги. Стряхнув с себя встревоженных девиц, он босиком пошел на звук, оставляя на полу мокрые следы.
Пройдя под позолоченной резной аркой, он остановился. Перед ним раскинулся роскошный спальный покой. Со стороны озера он был открыт, и розоватые лучи заходящего солнца заливали его. Узкий канал был отведен из озера прямо в комнату, заполняя овальный, выложенный мрамором пруд на полу. Там, под наблюдением молодого слуги в золотой тунике, беззаботно плескалась юная принцесса Ясмела, регентша Хораджи.
— Конан! Я не ждала… — Ясмела зарделась, но не сделала ни одного движения, чтобы прикрыть наготу. Она даже не опустила глаз. Слуга, который не был воином, неуклюже выступил вперед, чтобы защитить свою госпожу.
Взгляд Конана был прикован к телу принцессы, которая нежилась на воде, подобно белоснежному цветку. Две служанки отчаянно тянули Конана за одежду, и на мгновение он поддался их натиску.
— Подождите. Все в порядке. Оставьте его, пусть остается! — Звонкий голос Ясмелы наполнил комнату. Вода плеснула на выложенный плитками пол, когда она не спеша поднялась из бассейна и взяла полотенце из рук слуги. — Можешь идти, — сказала она ему. — И вы обе тоже. Но принесите нам что-нибудь поесть.
Слуги исчезли. Конан подошел к принцессе.
— Ясмела! Мне так тебя не хватало, девочка. Иди же, дай мне заключить тебя в объятия…
Конан шагнул к ней. Но Ясмела подняла перед собой маленькое полотенце и отступила за стол из резного оникса.
— Нет, Конан! Не подходи! Сейчас не время…
Киммериец затормозил. Он наклонился над столом к принцессе. Костяшки его пальцев побелели, так сильно сжал он темный полированный камень.
— Послушай-ка, женщина. Я тебя не съем. — Но взгляд у него стал мрачным. — Будь я трижды проклят, если ты собираешься опять терзать меня, как делала несколько месяцев при дворе… В тот, последний раз.
— Нет, Конан! Обещаю тебе. Ты заслужил мою любовь, после того как столько сделал для меня. Но многое нужно обговорить и многое сделать.
Хотя в груди варвара бушевала буря, он чувствовал, что готов поверить ей — стоящей перед ним в полупрозрачном от влаги тонком полотке. Во взглядах, которые она посылала ему, было много того тепла, что он помнил. И почти ничего — ' от того самолюбия и жажды власти, которые выстудили это тепло. Наконец она улыбнулась:
— Шпион рассказывал мне, какую роль ты играешь в кофийском восстании, Конан. Честно говоря, меня это не удивило. В конце концов, ты отлично управлял армией в моей стране.
— Верно. — Конан скрестил руки на груди. — Вот именно. Но на этот раз все это произошло не благодаря капризу какого-нибудь бога или жреца… или принцессы… — Он пристально смотрел на нее. — Я действую здесь по своей доброй воле. Все, что я сделал, я сделал сам, следуя естественному течению событий… и естественному истечению крови.
— А теперь принц Тантизиума заключил мир с его кофийским величеством. А ты открыто выступаешь против него. — Ясмела уронила свое покрывало и подошла к резному креслу, с которого взяла свое платье, шелковое, усеянное множеством мерцающих пестрых перьев. У этого платья была длинная юбка, свободная снизу, но плотно облегающая ее узкие бедра. Лиф также позволял увидеть очертания ее тела. Он застегивался на одну жемчужную пуговицу. Ее груди оставались при этом соблазнительно обнаженными.
Внимательно, как голодный кот, Конан наблюдал за переливом прекрасных перышек.
— Да, этот дьяволом траханный Ивор продал нас всех с потрохами в замбулийский бордель с колдунами. Королевский поступок. Как тебе нравится это дерьмо?
— Ивор? Я с ним еще не встречалась. Но я знаю людей такого типа — по моему собственному двору! — Ясмела вернулась к столу, упираясь коленом в кресло. Она заглянула Конану в глаза. — Я сыта по горло этими скудоумными и высокомерными аристократами. Они вечно толкутся под ногами, громко вопят о своей чести и своих свободах. Единственное, чего они действительно хотят, — это власти. Власти разорять страну и жестоко притеснять крестьян. Почему же простой народ никак не может понять, что правящий монарх — это единственный его настоящий друг, единственный, кто может укротить всех этих мелких тиранишек? Конан пожал плечами:
— Я встречался в Кофе также и с королем Страбонусом. Между этими двумя сортами тирании разница действительно невелика.
— Да, наверное. Даже мой братец-король Хоссус… — Ясмела вздохнула и поглядела на Конана заговорщически. — С тех пор как ты освободил его из офирских подземелий, он стал королем… но не таким королем, на которого я так надеялась. Днями напролет он все больше и больше занят парадами и дворцовыми церемониями. А ночами упивается лотосовым вином и предается любви с танцовщицами из разных далеких стран. А тем временем у нас на родине заправляют придворные интриганы и мошенники разных сортов. На них оставлено все попечение о государстве. — Принцесса присела в кресло, скрестив руки под своим оперенным декольте. — Ради процветания нашего королевского дома я была вынуждена взять дело в свои руки. Хотя я, конечно, уже поднаторела в подобной работе, но у меня нет официальной власти, пока мой брат считается правителем. Пр-этому я незаметно подсовываю ему жизнеспособные решения, очень осторожно вбивая их ему в голову. Он считает, что это его собственные идеи. — Ясмела покачала головой. — Он совершенно не уважает меня, не испытывает никакой благодарности. Часто поговаривает о том, что неплохо бы продать меня в какой-нибудь гарем к какому-нибудь шемитскому жирному владыке. Чтобы подобная свадьба улучшила его торговые связи,
