Да вот не вышло.
* * *
…А ведь если это вор вины за собой не чует, то, выходит, убийца — без вины виноватый, да сам себя виноватящий? Это как же? Может это быть все-таки Ратмир?
Алька знала, что на прямой вопрос Савелий, конечно, не ответит. И решила зайти с другого конца. Вдруг понятнее чего станет?
Вместе с богатырем они сидели за столом и перебирали крупу на кашу. Половина отряда в очередной раз уехала на подвиги — и даже Светика в этот раз взяли с собой. А вот ее, царевну, в походы не брали еще ни разу.
— А какой подвиг Ратмир совершил? Ну, тот, что великий, чтобы в отряд попасть?
Савелий хмыкнул и помолчал. И Алька уж было подумала, что вовсе не ответит.
— Да это не тайна, в общем-то. Ты о нас и прежде могла все узнать — все ж наш отряд особый, каждый лично правительнице присягу приносил, а до того — батюшке твоему… Ну да не о том я. А Ратмир… поселок он спас.
— Поселок? — Алька была чуточку разочарована. Вот Акмалев подвиг — это понятно. Царские регалии — не просто знак власти. От них благополучие всей страны зависит. А поселок… так сколько их в царстве! Богатыри в отряде, небось, чуть не каждую седмицу по поселку спасают. Ну, подвиг, спору нет. Но чтобы великий уж!
— Поселок, — подтвердил Савелий кивнув и кинув острый взгляд на царевну. — Прихолмье. Пять десятков дворов. Две сотни с лишком жителей.
— И что с ними случилось?
— Серая смерть.
Алька ахнула.
Серая смерть — страшная болезнь, которая иногда появлялась вдруг из ниоткуда. К счастью, случалось такое редко, не чаще, чем раз в несколько столетий, не то людей бы поди на свете и вовсе давно не осталось. То ли ветром каким недобрым ее приносило, то ли еще как… Узнавали ее по серым пятнам, что появлялись на лице и руках заболевшего. Человек, подхвативший эту хворь, неизбежно умирал в муках, будто тлел заживо. Взрослый и сильный — за неделю. Старики и дети сгорали за день-два. Всякий, кто оказывался от больного на расстоянии вытянутой руки, заболевал тоже. Болезнь распространялась, как пожар. За несколько дней она была способна выкосить целый город или село. И пойти дальше.
Маги-лекари умели лечить почти все. Вот только снимая безнадежную болезнь, колдун будто принимал в себя частицу чужой смерти. И исцелить самого себя он не мог — это был способен сделать только другой маг. А излечить подряд нескольких обреченных, не имея рядом другого целителя, — практически верная гибель для колдуна. Мало кто из чародеев решался так рисковать.
На уроках истории Альке рассказывали о последних вспышках серой смерти — почти две сотни лет назад, в Тридесятом королевстве. Последнее село, где обнаружили заразу, обложили сеном и спалили, не выпустив оттуда никого. Еще тогда, слушая учителя, Алька ужасалась и надеялась, что никогда эта беда не коснется родного Тридевятого.
А оказывается, она была совсем близко. И бесцельно бредущий по миру колдун-недоучка случайно оказался неподалеку. Весть о серой смерти, конечно, отправили в Город-у-Моря — вся надежда была на тамошних магов. Несколько сильных целителей смогли бы справиться с бедой и излечить потом друг друга.
Да вот беда — пока они добрались бы до Прихолмья в Тридевятом, большинство местных детей успели бы погибнуть.
Ратмир вошел в умирающий поселок, зная, что вряд ли выйдет из него живым. И просто взялся за работу. Исцелял прежде всего детей, беременных женщин, стариков — всех, у кого не было шансов дожить до подмоги. Лечил до тех пор, пока у него самого тех шансов вовсе практически не осталось.
Ему повезло. Когда прибыли маги из Города-у-Моря, мечущегося в предсмертной горячке спасителя вынес из дома дюжий мужик, сам сплошь покрытый серыми пятнами. Вынес — и обессиленно пал в ноги колдунам, умоляя вылечить прежде всех отчаянного мальчишку. За штанину мужика цеплялась большеглазая девчушка лет пяти — розовощекая и совершенно здоровая…
Алька слушала Савелия и не знала, что сказать. И думалось отчего-то, что и об отваге она знала и понимала очень мало на самом деле. Кинуться в бой, не рассуждая и не думая о себе — это одно. А вот так, не в горячке битвы, спокойно и трезво оценивая свои шансы, войти в чумную деревню и работать, по капле разменивая собственную жизнь на жизни чужих детей — совсем другое.
И захотелось отчего-то поклониться в ноги колдуну, поблагодарить… а то и извиниться за все разом.
Может, у него после этого характер стал такой гадкий?
Алька вдруг ойкнула и вскочила с места, не замечая, что смахнула рукавом крупу со стола на пол.
— Ты чегой-то? — удивился Савелий.
— А… — Алька опустила глаза, теребя пальцами край рубахи. Может, не поздно еще? — А он со мной разговаривает так… непочтительно! И характер у него вредный. И вообще… И…
— И? — подбодрил ее богатырь.
Алька плюхнулась обратно на лавку, сглотнула и виновато подняла несчастные глаза.
— И я в его каморку мыша запустила. Вчера еще, как только они уехали. В подполе изловила и… подумала, вот травы там погрызет, все мне радость.
— Ыть! — Савелий попытался что-то сказать, но только сглотнул воздух.
Алька вздохнула и еще жалобней предложила:
— Может, мы, пока не поздно, котика какого туда запустим?
Глава четырнадцатая, в которой шныряют мыши и рассказываются сказки
— Кыть-кыть, — позвала царевна.
Как следует подзывать мышь, Алька была не слишком уверена, но почему-то твердо полагала, что на “кис-кис” или даже “цып-цып” та вряд ли поведется.
В подполе изловить мерзавку удалось случайно. Вообще-то, как ни странно, а мышей ни в амбарах, ни в подполе у богатырей Алька до того ни разу не видела, хоть кошек в избе и не держали. Так что кто из них — грызун или царевна — изумился этой встрече больше, неизвестно. Однако визжать она не стала — еще чего! Да сроду она мышей не боялась! А поскольку в руках у нее как раз был ковшик, девушка тотчас швырнула его в незваного гостя. Не сказать, чтобы бросок вышел вовсе уж безупречным: накрыть мышь ковшом не получилось. Зато сбить и оглушить — вполне. Алька тотчас убедилась в том, что мышь все еще жива, но временно обезврежена. А уж применение ей придумалось тотчас!
Сейчас же надо было не только поймать грызуна, но еще и по возможности ничего вокруг не разрушить.
— А я тебе сырку принесла, — льстиво сообщила Алька. Кто ж с пустыми руками на мышей охотится!
Разве что коты. Но кота запускать в колдуново царство Савелий почему-то наотрез отказался.
Вообще-то он и самой царевне приближаться к каморке запретил, заявив, что дел она и без того уж достаточно натворила — как бы хуже чего не вышло. Да только ведь она-то теперь добрые дела творить собиралась! А объяснить это никак не выходило почему-то. Уж больно нехорошо на нее богатырь смотрел. И воображалось сразу с ужасом, как мышь с остервенением грызет какой-нибудь самый-пресамый бесценный из Ратмировых веников.
Поэтому прокралась она сюда снова тайно, дождавшись, когда Савелий уйдет на задний двор — за скотиной ходить. Благо запиралась каморка обычно не на замок, а лишь на тяжелую щеколду: друг другу богатыри доверяли, да и не пришло бы никому в голову туда без нужды соваться.
Никому, кроме царевны. А нужда у нее была, и еще какая! Сначала — наказать противного колдуна… за все хорошее! А теперь вот… избавиться от следов своего наказания.
Алька осмотрелась. Вроде бы на первый взгляд в каморке с прошлого ее визита ничего не изменилось. Может, мышь вообще осмотрелась тут, не увидела ничего интересного, да и удрала через какую-нибудь щель в лес, а то и обратно в дом? Это было бы замечательно! Вот как бы только в этом удостовериться? Стол, полки… все по-прежнему. Вроде бы. Царевна сделала несколько шагов и в задумчивости остановилась на середине комнаты.
Шорох послышался так близко, что Алька даже не сразу сообразила, в каком направлении искать источник, и заполошно обернулась кругом. И только когда звук повторился, догадалась поднять глаза.
