лопнет от давления изнутри. Вышитая золотом надпись на груди слева гласила: «БИЛЛИ».
– Добрый день, мистер Дрезден, – прочирикала она и приветливо кивнула Томасу. – И вам, сэр. Добро пожаловать в «Превыше всего». Не желаете ли выпить чего-нибудь перед упражнениями? И позвольте взять ваши плащи.
Я поднял руку.
– Спасибо, Билли, не надо. Я пришел не упражняться.
Улыбка ее не померкла ни на йоту, оставшись такой же милой и безмозглой, и она вопросительно склонила голову набок.
– Я здесь, чтобы поговорить с мисс Деметрой, – сообщил я.
– Мне очень жаль, сэр, – ответила Билли. – Ее сейчас нет.
Смотреть на девицу было одно удовольствие, и я не сомневался, что и остальные органы чувств могли бы получить такое же наслаждение, если что, – а вот врать она умела неважно.
– Очень даже есть, – возразил я. – Передайте ей, что пришел Гарри Дрезден.
– Мне очень жаль, сэр, – повторила она с надоедливостью заевшей грампластинки. – Мисс Деметры нет в здании.
Я одарил ее самой зубастой из своих улыбок.
– Вы вроде как новенькая здесь, да, Билли?
Улыбка девушки наконец дрогнула, но тут же выровнялась.
– Томас, – вздохнул я. – Дашь ей наглядный урок?
Мой брат огляделся по сторонам, шагнул к ближнему стеллажу со стальными гантелями и взял две самые большие – по одной в руку. С усилием не больше того, с каким я завязывал бы ивовые прутья, он скрутил толстенные стальные стержни вместе, в результате чего получилась немного кривоватая «Х». Он поднял ее повыше, чтобы Билли хорошенько ее разглядела, а потом уронил к ее ногам. Сплетенные гантели приземлились с убедительным грохотом, и Билли подпрыгнула от неожиданности.
– Видите, что он может без труда согнуть и поломать, – произнес я. – Дорогие тренажеры, дорогую мебель, дорогих клиентов. Не знаю, насколько он здесь может все расшвырять, но я бы соврал вам, если бы сказал, что мне не хотелось бы этого узнать. – Я наклонился к ней чуть ближе. – Билли, возможно, вам стоило бы передать мою просьбу. Мне очень не хотелось бы, чтобы у вас вычли из жалованья стоимость всех этих поломанных штуковин.
– Я сейчас вернусь, сэр, – пискнула Билли заметно севшим голосом и поспешила прочь.
– Тонкая работа, – заметил Томас.
Я пожал плечами:
– Экономит время.
– Как ты получил членство в подобном заведении?
– Здание принадлежит Марконе. Он полагает, у меня меньше шансов разгромить его, если меня будут отвлекать сиськами.
– Что ж, я могу его понять, – кивнул Томас.
Взгляд его задержался на девице, которая сидела за столом, заполняя какие-то бумаги. Та застыла и медленно, очень медленно подняла голову. Рот ее приоткрылся, темные глаза расширились. Она задышала быстрее, потом встряхнулась и опустила взгляд, изо всех сил притворяясь, что читает свои бумаги.
Брат медленно закрыл глаза и отвернулся от девушки с уверенностью человека, закрывающего за собой тяжелую дверь. Когда он снова открыл глаза, цвет их изменился: из темно-серых они сделались светлыми, почти серебряными.
– Ты в порядке? – тихо спросил я его.
– Мм, – промычал он. – Извини. Отвлекся. Тут… энергетика такая…
Черт возьми, я мог бы это предугадать. При том разврате, той похоти, что давно уже царили в этом здании, они не могли не оставлять за собой следа – вибрацию особой психической энергии, и Томас наверняка улавливал ее.
Вампиры вроде моего брата питаются не кровью, а жизненной энергией своих жертв. Возможно, демонстрация сверхъестественной силы Томаса и упростила нам дело, но она стоила ему части этой энергии – точно так же, как, скажем, полдня энергичной ходьбы не могут не оставить меня или вас голодными.
Обыкновенно вампиры Белой Коллегии питаются во время занятий сексом. Для этого они умеют пробуждать страсть в других, переполняя своих жертв ненасытной, первобытной похотью. При желании Томас мог запросто парализовать девицу на месте и делать с ней все, что заблагорассудится, а она не могла бы ровным счетом ничем ему помешать. Черт, да она сама умоляла бы его продолжать, и побыстрее.
Он не стал этого делать. Он вообще этого больше не делает. Много лет он боролся с этой частью своей натуры и наконец обнаружил способ держать ее под контролем – питаясь не большими порциями, а отщипывая крошечные, безопасные кусочки от клиенток дорогого салона красоты, которым он владел. Но конечно, я отдавал себе отчет, что, хотя этого и хватало для полноценной жизнедеятельности, по части наслаждения это даже отдаленно не могло сравниться с традиционным, старомодным соблазнением, кульминацией которого становится взрыв эмоций и чувственного экстаза.
Я понимал, что его Голод, нечеловеческая часть его души, буквально криком кричит, побуждая его поступить именно так. Впрочем, если бы он послушался этого требования, это могло бы причинить девушке серьезный вред, даже убить ее. Мой брат не таков – однако борьба с Голодом легко не дается. Это именно борьба. И я знал, что побуждает его к этой борьбе.
– Эта девочка немножко похожа на Жюстину, – заметил я.
При звуках этого имени он застыл, и лицо его окаменело. Медленно, постепенно глаза его приобрели свой обычный оттенок. Он тряхнул головой и улыбнулся мне.
