и животные. Однако сколько-то просочилось в землю. Так происходит снова и снова. Десятилетиями, веками, тысячелетиями вода, просачиваясь в землю, точит лежащее под ней каменное основание, размывает трещину. Мало-помалу трещина становится дырой, дыра — входом в пещеру, своего рода дверью. За дверью вода течет дальше, вымывает залы, вытачивает колонны. Где-то, говорил Арн-Сейлс, должен быть проход, дверь между нами и местом, куда ушла магия. Проход может быть очень мал и не обязательно устойчив. Подобно входу в пещеру, он может грозить обрушением. Однако он точно есть. А раз он есть, его можно найти.
В 1979 г. Арн-Сейлс опубликовал свою третью, самую знаменитую книгу «Полузримая дверь», в которой рассматривает идею иных миров и рассказывает, как ценой определенных усилий сумел проникнуть в один из этих миров.
Выдержки из «Полузримой двери» Лоренса Арн-Сейлса
После того как дверь найдена, она уже с вами всегда. Просто ищете ее глазами и находите. Самое трудное — найти ее первый раз. Следуя откровению, полученному от Аддедомара, я постепенно пришел к выводу, что дверь не увидеть, пока не очистишь зрение. Для этого надо вернуться в такое место, такую географическую точку, где последний раз воспринимал мир как пластичный, отзывающийся на тебя и твои мысли. Короче, туда, где последний раз был до того, как железная рука современной рациональности стиснула твой мозг.
Для меня это сад дома в Лайм-Риджесе [35], где я вырос. К несчастью, за прошедшие годы дом сменил нескольких хозяев, и нынешние (типичная мещанская посредственность) не отозвались на мою просьбу и не позволили мне простоять в саду несколько часов, совершая древнекельтский ритуал. Меня это, впрочем, не остановило. Через общительного молочника я узнал, когда они уезжают в отпуск, вернулся в это время и «незаконно проник» в сад.
День был дождливый, серый, промозглый. Я стоял на газоне под проливным дождем в окружении роз, посаженных моей матерью (хотя теперь они вынужденно соседствовали с невыносимо вульгарными садовыми цветами). Сквозь ливень проступали белые, абрикосовые, розовые, желтые и алые кусты.
Я постарался вспомнить себя ребенком в этом саду, последний раз, когда и мир, и мой разум были свободны. Я стоял перед розами в синем шерстяном комбинезончике и сжимал в руке оловянного солдатика. Краска на солдатике чуть-чуть облупилась.
К своему изумлению, я убедился, что мощь воспоминаний удивительно велика. Разум мгновенно освободился, зрение очистилось. Долгий, тщательно подготовленный ритуал оказался совершенно не нужен. Я больше не видел и не чувствовал дождя. Я стоял в солнечном свете раннего детства. Розы обрели сверхъестественно яркие цвета.
Вокруг меня начали появляться двери в иные миры, но я сразу узнал нужную — в мир, куда утекает забытое. Края ее были истерты идеями, уходящими из нашего мира.
Теперь дверь была видна совершенно отчетливо. Она располагалась между кустами Антуан Ривуар и Кокетт де Бланш. Я шагнул в нее.
Я стоял в обширном помещении с каменным полом и мраморными стенами. Вокруг меня были восемь массивных статуй, не повторяющих одна другую, и каждая изображала минотавра. Огромная мраморная лестница уходила в умопомрачительную высь и спускалась в столь же головокружительную глубину. Странный рокот — как будто шум моря — наполнил мой слух…
Третья запись от Девятнадцатого дня Девятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос
Теории Лоренса Арн-Сейлса, изложенные в моих Дневниках, близки к тому, что говорил Пророк. (Новые подтверждения того, что они — один и тот же человек!) Я был рад увидеть имя «Аддедомар» и узнать, как оно пишется правильно. Это имя Другой выкликал во время ритуала три месяца назад. Я не сомневаюсь, Другой услышал про Аддедомара от Лоренса Арн-Сейлса. («Все его идеи — мои», — сказал Пророк.)
Одно предложение меня озадачило. Мир постоянно говорил с Древним Человеком. Не понимаю, почему тут употреблено прошедшее время. Мир говорит со мной каждый день.
Теперь мне легче читать дневниковые записи, чем поначалу. Я сохраняю спокойствие, даже когда сталкиваюсь с самым мудреным языком. Слова и сочетания, пульсирующие загадочной энергией, — такие как «Манчестер» и «полицейский участок» — больше не выводят меня из душевного равновесия. Я почти бессознательно научился воспринимать их как писания оракула либо ведуна, того, кто в экстазе или по вдохновению делится знанием, пусть даже облеченным в странную и маловразумительную форму.
Быть может, я и впрямь писал это в измененном состоянии сознания? Гипотеза довольно убедительная, но она оставляет ряд вопросов. Каким образом я достиг этого состояния? И зачем я, всегда считавший себя ученым, вообще таким занялся?
Запись от Двадцать первого дня Девятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос
Одна из моих постоянных задач — вести Таблицу Приливов. В этом я полагаюсь на свои наблюдения и на выведенные мною формулы. Каждые несколько месяцев я делаю расчеты и убеждаюсь, что в следующие недели не будет Чрезвычайных Событий. В последнее время я был так занят, что забросил эту работу. Сегодня утром я засел за нее и тут же обнаружил нечто Крайне Тревожное — Совпадение четырех Приливов меньше чем через неделю!
Я пришел в ужас. Это Событие едва не застало меня врасплох! Период, для которого я просчитал Приливы, закончился две недели назад. Я пренебрег своими обязанностями и подверг себя и Другого смертельной опасности!
В волнении я вскочил и принялся мерить шагами Зал. «Черт! Черт! Черт! Черт! Черт! — говорил я себе. — Черт! Черт! Черт! Черт!» Проходив так минуту-две, я строго себя отчитал, сказав, что бесполезно убиваться из-за Прошлого; надо позаботиться о Будущем.
Я сел и проделал другие вычисления, дабы яснее понять, что произойдет. В зависимости от Силы и Объема Воды — которые трудно предсказать точно — затопить могло от сорока до ста Залов.
По счастью, была пятница — один из дней, когда я встречаюсь с Другим. Я пришел во Второй юго-западный Зал почти за полчаса до назначенного времени, так хотел скорее с ним поговорить.
Как только он появился, я крикнул:
— Мне нужно кое-что тебе сказать!
Другой нахмурился и собрался меня перебить: он не любит, когда я перехватываю инициативу. Однако на сей раз я не дал заткнуть мне рот.
— Будет Великий Потоп! — объявил я. — Если не подготовиться как следует, есть серьезная опасность, что нас унесет и мы утонем.
Он тут же стал весь внимание:
— Утонем? Когда?
— Через
