не выкинула бы в совсем другом мире. Я до сих пор не понимаю всех мотивов его поступков, не понимаю зачем он побежал за мной, зачем пытался обмануть…
Куда больше меня заботило то, что я не увидела родственников… Нет я вовсе не жалею, возможно тогда бы я уже не попала сюда и здесь действительно случилось бы что-то очень страшное. Просто я, оказывается, очень сильно соскучилась по родным и, когда добровольно отказалась от шанса их всех увидеть, осознала это.
Мы сидели на полу около кровати, тихо уговаривая друг другу все то, что скопилось за эти дни, не замечая, как за окном солнце медленно ползет к горизонту. Кажется, даже плакали и смеялись, но, когда дверь приоткрылась, явив нам уставшего Бранияра, обе уже были опустошенные и спокойные. Только щеки стягивали высохшие слезы.
— Лия, — тихо позвал он, кивнув куда-то за спину и также тихо развернувшись, скрылся в коридоре.
Тихо вздохнув и переложив мою руку, согретую ее беспокойными пальцами на безмятежную ладонь Данияра, все еще не очнувшегося и немного бледного, она поднялась на ноги, отдернув мятый подол и направилась за оборотнем, заботливо прикрыв в спальню дверь.
Я слышала шорох юбки и затем на лестнице тихий скрип. Негромкий низкий голос Бранияра с кухни было не разобрать, впрочем, как и ее. Высказав все свои переживания, травница растеряла свою грозность и больше ругаться сегодня не желала.
— Ника, — тихо прошептал оборотень и приподнял тяжелые веки, привлекая мое внимание.
Я приподнялась резво на коленях, заглядывая в бледное лицо и протянула ладонь чтобы коснуться его холодной щеки.
— Я думал, что потерял тебя, — его губ коснулась грустная, полная боли улыбка.
— От меня так просто не избавишься, — заверила я его тоже шепотом, едва сдерживая уже набежавшие на ресницах слёзы.
— Расскажи мне все, — потребовал он, повернув голову на влажной подушке.
Его взгляд пригвоздил меня к полу, и я опустилась обратно, вновь взяв его за безвольную руку.
Я рассказала абсолютно все. Детство, юность, где и как жила, чем занималась, что любила и кого. Рассказала, как попала в этот чудной, но уже такой любимый мир и как на самом деле счастлива оказаться здесь со всеми ними. Он слушал внимательно, лишь изредка уточняя что-то непонятное для него.
— Спасибо, — тихо сказал он, когда я замолчала, ощущая в горле небывалую сухость.
— За что? — не поняла я.
— За доверие, — ответил он и на этот раз губы его растянулись в светлой, обнадеживающей улыбке.
Вот теперь я поверила, что все будет хорошо и улыбнулась в ответ.
Так и прошло несколько дней — я практически не отходила от Данияра, на улицу не выходила вовсе. Зато народ сам повадился шастать ко мне — столько даров я ещё не видела. Ладно стол, почти весь пол в кухне был заставлен и нижние ступени лестницы.
Даже оборотень удивился, когда рискнул довести меня до сердечного приступа и поднялся с кровати, не дождавшись врачебно-авторитетного разрешения Лии, за что был мгновенно обруган, но не сильно. Лениво даже.
— Оно не влезло в подпол, — трагическим голосом сообщила травница, опустившись щекой на шероховатый край стола.
Что-то было в том голосе — начинающаяся паранойя и страх заканчивающегося пространства.
Немного пораскинув мозгами, мы созвали гостей на обед, и проблема с нехваткой места решилась сама собой, потому как один только дракон ел за троих в человеческом обличие, а сколько бы вместилось в крылатого ящера осталось неизвестным.
Что-то неуловимо изменилось во взаимоотношениях травницы и оборотня — я пока не совсем понимала, что, но точно чувствовала. Сама Лия тоже ничего не объясняла и мне оставалось только гадать. Однако, тот факт, что они могли ныне находиться на расстоянии двух метров от друг друга дольше обычного и не переругаться — говорило о многом. Одно оставалось неизменным — если в его взгляде читалась тоска и влюбленность, в её — непоколебимость. — Скоро зима, — заметила Лия поздним вечером за чашечкой чая, устремив усталый взгляд куда-то за темное окно.
— Не хочу, чтобы она наступала, — признавшись тихо, почти шепотом, я опустила взгляд в поцарапанный край стола и подняв руку с колен, обвела самые явные полосы подушечкой указательного пальца.
— Естественный круговорот природы, — вздохнула она, — Меня другое настораживает, эльфы сказали, зима предстоит лютая.
— Это очень плохо? — уточнила, оторвав взгляд от тусклой древесины и подняла на травницу, отслеживая мимолетную реакцию на ее лице, освещенном пламенем одинокой свечи.
— Для нас или для них? — отозвалась она,
— Для всех.
— Лекарственных запасов вдвое меньше, чем в прошлом году, — призналась она, — Если нам еще хватит, то явившимся к весне оборотням… Я не знаю.
— Помнишь ты говорила, что в горных пещерах есть какое-то растение…
— Сияющий мох, — перебила травница, покачав головой, — Далеко, опасно и к тому же там все занесло снегом, мы чисто физически не заберемся в них. И оборотни не смогут тоже — слишком затратно по времени, они упустят переправу.
— Неужели ничего нельзя сделать?
— Можно, — ворвался в диалог третий, немного хриплый со сна голос.
— Надо же, проснулся, — хмыкнула травница.
— А не должен был? — насмешливо улыбнулся Данияр, сойдя с лестницы и шагнул в кухню.
— После снотворной травы-то? — приподняв светлую бровь, Лия покачала головой, — До утра не должен был.
— А теперь всю ночь спать не будешь, видимо, — вздохнула я, которой ночной сон был просто необходим, но оставлять пока еще не часто бодрствующего Данияра в одиночестве не хотелось.
— Я прекрасно себя чувствую, — начал оборотень издалека и мне вот как-то сразу стало понятно, что последующая за той фраза мне совершенно не понравится, а может быть не только мне, — Хочу попробовать поохотиться сегодня, и так слишком долго я скидывал на брата обязанности вожака. Я должен вести своих волков сам.
— Ты уверен, что тебе не станет плохо?
— Думаешь волк тебя сейчас услышит? — конечно Лия знала лучше меня, какие вопросы следует задавать.
— Не переживай, милая, я куда крепче, чем ты думаешь, — заверил он меня и посмотрел на травницу, — Вот это и я хочу узнать, надо возвращать контроль.
— Возьмёшь меня с собой? — спросила я и закусила губу.
— Не сегодня, Ник, — улыбнулся мягко мне и шагнув ближе, опускаясь на колено, — По ночам уже очень холодно, — обняв, он прижал меня к себе и меня буквально окутало теплом. Очень приятным уютным теплом.
— Когда ты уходишь? — тихо спросила, опустив на его плечо подбородок.
— Тебя спать уложу и уйду, — его горячие губы коснулись моего виска и затем еще раз, щеки, — Проснешься — я уже вернусь, обещаю.
— Тогда ладно,