раз уж всё равно встал.
В девяносто Пеларниса знали во всех заведениях. Никто не хотел садиться с ним играть. Как ни странно, чересчур невезучих людей недолюбливают не больше, чем счастливчиков, особенно когда игры с их участием имеют свойство заканчиваться погромом заведения, где они проводятся. Несколько лет он слонялся без дела, а потом ему приглянулась работа менестреля.
Таверна его семьи была не из бедных, и редкий вечер обходился без музыки. Прежде Пеларнис проводил вечера за азартными играми и редко встречался с менестрелями. В заведениях, где проходили игры, ни один не захочет выступать, только если совсем уж прижмёт нужда. Теперь же Пеларнис быстро сдружился с несколькими и стал учиться музыке и песням.
Родители находили такое занятие куда более безопасным и многообещающим, чем игра в кости. Потому в сто пять лет его отправили в Ланметир, обучаться в гильдии менестрелей. Спустя год его выперли и оттуда, но он ничего не сказал родителям и возвращаться не стал, остался в городе, спускать золото на обучение в азартных играх.
Ещё через год Первая волна сровняла Терраду с землёй. Пеларнис был в числе тех, кто отправился в порт. После окончания войны вернулся домой, но не застал там ничего. Родители пропали, от таверны не осталось даже фундамента, и Пеларнис стал странствующим менестрелем. Отправился слоняться по миру, зарабатывая одной игрой и спуская всё в другой. Три месяца назад он вышел из Террады, в очередной раз отправляясь в Ланметир, и по пути встретился с наёмниками.
Дальнейшее повествование состояло из бессвязных обрывков: большую часть времени рядом находились летары или силт ло. Да уж, серьёзный недостаток у этого способа получения информации.
Тромвал расспрашивал Ковина о том, откуда тот берёт все эти сведения, и слушающий даже давал ему кольцо, благодаря которому перемещался в библиотеку.
Комната с бесконечными рядами пустых полок выглядела жутковато. Всё вокруг серое, никакого света, но в то же время видны даже царапины на полках в двадцати шагах.
Ковин объяснил, что их учат сосредотачиваться на конкретном образе или имени, отметать посторонние мысли, и тогда книга сама возникает перед ними на небольшом постаменте, и можно переписать интересующие сведения. Тромвал сделал себе мысленную заметку научиться этой техники, но времени катастрофически не хватало даже на повседневные дела, куда уж там заниматься ещё и учёбой.
Покончив с записями, Тромвал отложил исписанные листы на край стола и рухнул обратно на кровать. Надо будет расспросить Сову с Гепардом об этом менестреле. Судя по их словам, ничем примечательным тот не отличался. Если ему удалось обвести их вокруг пальца… Впрочем, большой сложности тут нет. Слишком пренебрежительно летары относятся к людям, особенно аларни.
Тромвал едва сомкнул веки, как раздался стук в дверь. С протяжным стоном разлепив глаза, он увидел, что солнце почти скрылось за горой, но для него это время пролетело в один миг. Слишком много приходится просиживать за бумагами в последнее время. Организм с радостью ухватился за предоставленную возможность отдохнуть, и даже не стал тратить силы на сны.
— Ну что там? — раздражённо бросил Тромвал, надеясь отдохнуть ещё немного. Совсем чуть-чуть сна, и он, наконец, выспится, впервые за долгое время.
— Тут тебе письмо принесли, — раздался голос Кетана. — Срочно вызывают в «Три короля».
— Вызывают, — проворчал Тромвал, отрывая голову от подушки. Вызывать могут лишь два человека. Ну, как человека. Летара.
Он распахнул дверь. Рядом с Кетаном стоял мальчишка, протягивающий ему письмо.
— Вот.
На письме красовалась печать, вызывающая недоумение и смех у постороннего человека. Голова гепарда с глазами совы. Тромвал даже невольно улыбнулся, вспомнив, сколько всего пришлось выслушать от близнецов, когда они увидели её. Самым безобидным посулом тогда было поджарить на медленном огне.
— Что-то ещё? — спросил Тромвал.
Мальчишка замотал головой и бочком удалился к лестнице.
— Похоже, им удалось спуститься с горы. — Кетан не хуже Тромвала понимал, кто может отдавать подобные приказы.
— И я даже знаю, зачем меня хотят видеть. — Тромвал оторвал взгляд от письма и посмотрел на трактирщика. — Чего скалишься?
— Не такой уж ты и безразличный, каким хочешь казаться, — с ухмылкой ответил тот.
— Это не я, а моё сонное тело возмущается, что ему никак не дадут отоспаться.
Тромвал сломал печать и пробежал глазами текст.
— Да, так и есть, — с печальным вздохом произнёс он. — Подготовь двух лошадей и собери немного еды, поем по дороге. Времени мне дали до утра. Хорошо хоть поспать успел. И я заберу их сумки.
— Как у них дела не пишут? — поинтересовался Кетан.
— Это я перед ними отчитываюсь, а не они передо мной.
Тромвал вернулся к столу. Рядом с историей менестреля появилась новая стопка бумаг. Опять заходил Ковин. Надо ему сообщить о поездке.
Собрав немногочисленные пожитки — по большей части свои заметки — Тромвал спустился вниз. Кетан вновь стоял за стойкой.
— Если увидишь слушающего, скажи ему о моём отъезде.
— Обязательно. Ты надолго?
— Не знаю. Надеюсь, нет. И передай остальным, пусть пока собираются у тебя и отчёты складывают в комнате.
— Сделаю, — кивнул Кетан. — Лошади готовы.
— Хорошо, спасибо.
Тромвал вышел на улицу и вдохнул почти свежий воздух. Помимо привычных запахов немытых тел, приносимых ветром с бедной части, появился новый. Он огляделся по сторонам, отыскивая источник гари.
Со стороны замка раздавались крики и грохот. Очередные погромы. Несколько мгновений он размышлял, стоит ли выяснить, в чём дело, но потом покачал головой. Срочно значит срочно.
Тромвал забрался на своего белоснежного, под цвет его волосам, скакуна. Лошадь обошлась не дёшево, но наёмники никогда не интересовались, куда он тратит золото, так что, почему бы и нет? Ко второй, куда попроще, привязали три сумки. Тромвал добавил к ним свою, с записями, и двинулся к выходу из города.
Запись из Хранилища 4596 год после События, весна
Пеларнис стоял перед пустырём, покрытым сажей. Даже дожди не смогли смыть чёрную копоть. Место, с которым связано столько воспоминаний, кануло в небытие. Толстые брёвна, защищавшие от любой непогоды и прекрасно удерживающие внутри тепло холодными зимними ночами, обратились в пепел. Так же, как и ступеньки, на которых он сидел ещё совсем ребёнком, придумывая себе будущее, когда сам станет владельцем таверны.
Мечтания часто прерывались снующими туда-сюда людьми, но ему нравилось сидеть там. Можно наблюдать за улицей, угадывать, кто свернёт в таверну, а кто пройдёт мимо.
Возможно, где-то под сажей лежат останки его родителей. Никого из бывших соседей отыскать не удалось,
