Она представляла из себя диск, лежащий на спинах трех лысых мамонтов, которые в свою очередь стояли на панцире гигантской черепахи, плывущей сквозь звездное пространство. Шус довольно смутно представлял, что такое мамонт, с уверенностью он мог сказать только одно: он чем-то похож на бараномамонта, раз уж название этого существа является составной частью названия скотины, в общении с которой Шус провел большую часть своей жизни. Что же касается черепах, то однажды он видел одну из них, на ярмарке в Фалне. Однако это сбивало его с толку еще больше. Черепаха заметно уступала размерами бараномамонту, да и мамонт, по всей видимости, был не самым миниатюрным существом, раз уж на его спине могла разместиться одна треть мира.
Впрочем, все это было не так уж и важно в истории Фамбера, хотя бы потому, что звездочету так и не довелось ступить на этот самый диск. Полгода он потратил на расчеты и строительство какой-то штуковины, которую называл ракетой. Она должна была доставить его к диску. И, несмотря на то, что практически никто не верил в то, что ракета оторвется от земли, она не только полетела, но и, преодолев несколько сотен тысяч километров, на что потребовалось каких-нибудь десять дней, столкнулась с Эриданой, сгорев в ее атмосфере. Однако Фамбер уверял, что даже если бы и не это прискорбное столкновение, у звездочета все равно бы ничего не получилось. Он бы просто умер от голода задолго до своего приземления.
Распрощались со своим сопровождением они выехав на дорогу, произведя на купца, как раз проезжавшего мимо, неизгладимое впечатление.
Тот уже решил, что его собрались ограбить, что и не удивительно. Других предположений у него попросту не могло возникнуть после того как толпа разгоряченных скачкой светловолосых кочевников окружила его повозку. Однако, вместо того, чтобы наложить свои жадные лапы на его товар, они практически сразу же развернулись и ускакали. На дороге остались лишь трое. Ни одни из их не походил на кочевника и, по всей видимости, они не обратили на него никакого внимания, а просто проехали мимо, в направлении Бахтир-Таль-Асы, из которой он как раз ехал.
«Быть может», — подумал он, — «амулет, что я купил на рынке, оказался не такой уж бесполезной вещицей».
— Я и не думал, что мы так быстро доберемся, — заметил Холдар. — конечно, я ехал другим путем, из столицы на северо-восток, ведь до Бис-ир-Дина, тоже ходят караваны, оттуда, по дороге до Дер-Эхэра, где я переправился через Кнарл, в Шольну, что в Роландии, затем на запад в Рольну, а оттуда уже недалеко до той дороги, по которой мы ехали. Собственно, возвращаться я собирался этим же путем, однако вождь заверил меня, что до Бахтир-Таль-Асы мы доберемся не позже, чем через 14 дней, и как оказалось, он даже несколько преувеличил. Видимо, решил, что мы не сможем держать темп. Караван до столицы едет 3 дня. Так что обратная дорога отнимет у меня почти вдовое меньше времени, чем…
— Холдар, — перебил его Фамбер, — ты не мог бы сказать все тоже самое молча?
— Это как же я, по-твоему, должен говорить молча? Прости, Тюр-Тюр, но из нас двоих, только ты одни являешься грозным волшебником, способным донести свои слова до собеседника, не раскрывая рта.
— Просто заткнись, или ты не заметил, что своими рассуждениями ты мешаешь мне учить Шуса? — голосом, в котором отчетливо сквозил гнев, хоть еще и сдерживаемый, но готовый выразиться катастрофическими стихийными бедствиями, спросил Фамбер.
— Можно подумать, он тебя слушает, — беззаботно заметил Холдар.
Теперь оба: и профессиональный маг, и офицер армии Келхарского халифата устремили свои взгляды на Шуса, явно ожидая от него немедленного ответа. Причем, судя по всему, каждый из них был уверен в том, что Шус даст именно тот ответ, на который каждый надеется.
Шусу хватило проницательности, чтобы понять это, что было не так уж и сложно, тем более, что за последние дни, проведенные в окружении непредсказуемых и зловещих кочевников, его инстинкты обострились до предела. Однако это знание ни капли не помогало ему, а только создавало дополнительную головную боль.
«С одной стороны, — судорожно размышлял он, — Холдар прав, и последний час я занимался чем угодно, лишь бы не слушать учителя, но если я скажу правду, гнев учителя будет страшен. С другой стороны, скорее всего он и так обо всем догадался и если я совру, он все равно мокрого места от меня не оставит. Если же… тогда может Холдар…»
— Учитель, простите, я так волновался из-за наших сопровождающих, что не мог сосредоточиться на ваших словах, — вспомнив все новые слова, которые услышал со времени встречи с волшебником, наконец ответил Шус.
— То есть ты хочешь сказать, что все эти двенадцать дней ты не слушал меня? — уточнил Фамбер.
— А! Да нет учитель, я совсем не это имел в виду! То есть я хотел сказать, что я…
При последних словах Шуса лицо учителя внезапно загородило ему весь обзор. Логично было предположить, что Фамбер подъехал к Шусу и приблизил свое лицо почти вплотную к лицу Шуса. Однако логическое мышление отказывает, когда перед тобой возникает разгневанное лицо колдуна, чьим любимым занятием является поджаривание всех и вся при любом удобном случае. Так что в голове Шуса боролись за право называться истинной лишь две версии: «этот проклятый колдун стал великаном, который сейчас сожрет меня» и «это просто кошмар, всего лишь сон, нужно поскорее проснуться!».
Вторая версия была немного оптимистичнее первой, так что Шус решил придерживаться ее, так как она давала хоть какую-то надежду на спасение. Он зажмурился и уже собирался ущипнуть себя, чтобы проснуться, однако вместо щипка он почувствовал подзатыльник. Как оказалось, он тоже был вполне действенным. Когда Шус, наконец, открыл глаза, перед его лицом уже не маячила пугающая морда монстра. Спина же учителя, по прежнему сидевшего на лошади, удалялась от Шуса на достаточно приличной скорости и уже находилась на расстоянии пары десятков метров, позволив Шусу вздохнуть спокойно.
Вскоре Шус заметил зеленую полоску, появившуюся на горизонте. Судя по всему, это был лес, что было довольно странно, учитывая, что последний день пути они ехали даже не по степи, а по пустыне. Во всяком случае, если верить колдуну, который назвал эту огромную кучу песка пустыней. После тягостных размышлений Шус пришел к выводу, что это мираж, что-то вроде массового помешательства. О них учитель тоже рассказывал. Главным аргументам была уверенность в том, что при температуре, при которой яйцо можно зажарить на солнцепеке, не прибегая к огню, и отсутствии земли, просто не может ничего вырасти. Однако по мере их приближения к миражу, он все меньше походил на наваждение. Впрочем Шус оказался на редкость упорен в отстаивании своих умозаключений, что в общем-то за ним не водилось. Его уверенность поколебалась только после того, как они въехали под ветви деревьев.
